Жених века
София Нэш


Клуб вдов #4


Он — «Жених Века»… но она — единственная женщина, которую ему не удается покорить.

Герцог Бофор, Завидный Жених Столетия, подбирает по пути в свое имение незнакомку с острым язычком, путешествующую с тремя мальчиками… и оказывается очарованным ею. Но та, кажется, не питает к нему — и его богатству — никакого интереса…


Повесть из сборника «Four Dukes and a Devil» (2009).

Перевод и редактирование: Dinny; корректура: Elisa, Регинлейв; худ. оформление: Elisa.

Перевод выполнен на сайте http://forum.romanticlib.org.ua/


София Нэш

Жених века


Филипу Вандербогарту Нэшу, привлекательному дьяволу и самому любимому дяде…


Глава 1


Виктория Гиван предпочла бы оказаться в одиночку в лондонских трущобах — да еще и с пухлым кошельком в придачу — чем шагать вдоль красочного изобилия цветов здесь, в долине Нортхэмптона. В самом деле, при таком сценарии конец наступил бы гораздо быстрее.

Боже, как она ненавидела сельскую местность. Сторонний наблюдатель никогда не догадался бы, что беспорядочные тревожные образы, проносившиеся в ее сознании в этот прекрасный весенний день, могли соперничать с историями, скрывавшимися в единственном предмете, который несла Виктория — в книге «Кентерберийских рассказов» Чосера.

Это была ее последняя мысль перед тем, как пронзительный звук каретного рожка прервал все остальные.

— Поберегись. Дайте дорогу! — Голос кучера прозвучал с одной из трех величественных карет, очень быстро двигавшихся по большой дороге.

В пятый раз за этот час Виктория торопливо отогнала трех своих юных подопечных к краю дороги, чтобы их не затоптали. Бойкие лошади трясли головами, полированные медные и металлические постромки звенели в воздухе, пока головная упряжка быстро приближалась, двигаясь с высокой скоростью. В последний момент первый экипаж качнулся в их сторону, и Виктория заметила в окне с позолоченной рамой мужской профиль. Заднее колесо прокатилось опасно близко к ее ботинкам, а флаг, трепетавший на ветру, щелкнул поверх ее головы, когда девушка, споткнувшись, попятилась.

Трое подростков поддержали ее и шепотом выразили обеспокоенность. Виктория кашляла и отплевывалась среди клубов пыли, поднимаемых удаляющимся кортежем. Что за бессердечный тип имеет наглость почти задавить их и даже не…

Тут раздался крик, и внушительная кавалькада экипажей остановилась как вкопанная в сотне ярдов от них, перед тем, как она смогла отдышаться и погасить свое раздражение.

Кучер в элегантной ливрее спрыгнул вниз с головного экипажа и открыл обильно покрытую лаком дверцу.

— Ждите здесь, — указала Виктория мальчикам. Она сделала несколько шагов вперед, а затем остановилась… ее ноги подкосились, а про самообладание и говорить было нечего.

Высокий, внушающий страх джентльмен выбирался из лощеного экипажа, держа перчатки и шляпу в одной большой руке. Было очевидно даже на расстоянии, что он настолько же франтовато выглядит в своей элегантной одежде, насколько она сама кажется обтрепавшейся в потерявшем цвет сером платье. Его широкие, свободные шаги съедали расстояние между ними, и внезапно мужчина оказался прямо перед Викторией, его золотой монокль поблескивал в складках накрахмаленной льняной рубашки между лацканами строгого темно-синего сюртука из тонкого сукна.

Джентльмен провел пальцами по черным волосам и надел глянцевую касторовую шляпу, прежде чем наконец-то взглянуть на нее, сдвинув брови.

У Виктории дыхание застряло в горле. Господи Боже. Его глаза были самого привлекательного оттенка чистой голубизны — глубокие и невероятные. Они шептали об обольщении даже в этой излишне солнечной сельской местности, словно явившейся воплощением фантазии флориста, где кишмя кишели всевозможные своенравные насекомые.

Не то чтобы она обладала хоть крупицей знаний об обольщении. Ближе всего к тому, чтобы поддаться искушению, девушка была тогда, когда ее благодетельница, графиня Шеффилд, несколько месяцев назад познакомила Викторию с шоколадом.

Джентльмен внимательно рассматривал ее в медленной, выбивающей из колеи манере, оценивая от верхушки практичной и довольно старой, поломанной соломенной шляпки и до кончиков совершенно новых, по последней моде, ботиночек из телячьей кожи, которые Виктория получила от еще одного доброго друга.

— Ну? — спросила она, мысленно собравшись с силами перед лицом такой великолепной мужественности. Ей пришло в голову, что, судя по выражению, украшавшему его исключительное лицо, вероятнее всего, ему редко доводилось выслушивать выговоры за что-либо в своей жизни.

— Я должен извиниться за дурной пример управления упряжкой, который только что выказал мой прежде безупречный кучер, мадам.

— Я видела пьяных моряков, десять лет проведших в море, которые демонстрировали более аккуратный стиль управления лошадьми.

Джентльмен на долю секунды поджал губы, и Виктория засомневалась, сделал ли он это из-за раздражения — или с юмором.

— В этом вы правы, мадам. Следует ли мне приказать протащить мистера Крандэлла под килем в следующем порту, или лучше привязать его к ближайшему дереву, чтобы вы сразу же могли дать ему плетей?

Виктория фыркнула.

— Вот и я того же мнения.

Несомненно, он согласился с ней только чтобы утихомирить ее. Но Виктория отказывалась отправлять свою досаду на покой. День был таким ужасным, и это была та самая, вошедшая в поговорку, последняя соломинка.

— Очень легко принимать вину, кода она падает на плечи другого, а не на ваши собственные.

— Совершенно верно. Именно так я и сказал Крандэллу, когда он попытался обвинить во всем бедного фазана, метнувшегося через дорогу как раз после вашей компании. Мне следует уволить его без рекомендаций?

— Конечно, нет! — Девушка почти закричала от отчаяния.

— Или, возможно, вы предпочитаете, чтобы я отправился следом за птицей?

Она скрипнула зубами.

— Что ж, тогда, так как очевидно, что вы обладаете сердцем святой… — она могла поклясться, что уголок его рта слегка дернулся вверх, — …наше дело улажено. Я так рад, что вы избежали травм, мадам. Доброго вам дня. Я снова приношу вам извинения за любые неудобства. — Он поклонился и начал отворачиваться.

Но что-то — вероятно, ее бормотание — остановило его.

— Вы хотите что-то сказать?

Эта привычка в юности никогда не доводила ее до добра. В самом деле, для нее нельзя было найти никаких оправданий.

— Ничего, совершенно ничего.

— Вам не нужна помощь? Возможно, вам следует получить какую-то компенсацию за все неприятности? — Виктория скорее ощутила, чем увидела настороженность в его глазах, когда незнакомец выудил из кармана жилета, украшенного темным узором, золотую гинею и протянул ей.

Она стиснула свою любимую книгу, чтобы остановить себя от попытки взять такую нужную ей монету.

— Нет, ни за что. — Ее голос прозвучал напряженно и визгливо даже для собственных ушей. — Мне не нужны деньги, и я определенно никогда не взяла бы их у вас, даже если бы нуждалась в них.

— Вы уверены? Вы и в самом деле оказали бы мне этим услугу — облегчили бы мою совесть. — Его голубые глаза, казалось, засверкали еще ярче, когда он наконец-то ослепительно улыбнулся, чем еще больше рассердил Викторию, так как эта улыбка вызвала в высшей степени неприятный трепет в ее желудке. Должно быть, от голода.

Она попыталась не обращать внимания на важность его предложения — и заколебалась. Но гордость прогнала нужду.

— Нет, благодарю вас.

Джентльмен поднял к лицу красивый монокль и уставился на нее.

Девушка ощутила себя мотыльком под увеличительным стеклом. Мотыльком, покрытым пылью. Ей никогда не удавалось скрывать свои эмоции. И сегодняшний день, очевидно, вовсе не стал исключением.

— Вот, возьмите, — тихо проговорил он, снова протягивая ей монету и опуская монокль.

Этот человек даже не снизошел до того, чтобы спросить ее имя.

Всего лишь ее негласное прощение и предложенная гинея помогут незнакомцу как можно скорее забыть ее. Но опять же, на игровых полях богатых и титулованных персон простым смертным, принадлежавшим к рабочему классу, не требовалось иметь имен. Она давно должна была это усвоить. Виктория повернулась на каблуках и направилась к мальчикам.

— Доброго вам дня, сэр, — бросила она через плечо.


Иисусе, смуглая сирена с каштановыми волосами ослабила железную хватку, в которой он держал свои эмоции. Кто бы мог подумать, что огрызающиеся, зеленоглазые красавицы могут бродить в такой глуши в интригующих модных маленьких ботиночках и ужасном платье, которое едва годится для тряпичника? Женщин такого вида в городе просто не существует. Это побуждало его к дальнейшему исследованию.

Он легко догнал девушку, когда та добралась до трех мальчиков, молчаливо взиравших на нее с абсолютным обожанием в глазах. Очевидно, ее очарование так же безотказно действовало и на более юных представителей его пола.

Она снова обернулась, ее живые глаза пронзили его. Они имели цвет весны. Цвет жизни. Эти глаза словно принадлежали какому-то таинственному, упрямому женскому племени — о котором он слышал, но с которым никогда не встречался. Все леди, которых он знал, обладали хорошими манерами, отлично умели приспосабливаться и питали определенную нежность к богатству. К его богатству. Но сейчас перед ним была острая на язык мегера, склонная противоречить каждому его слову, невзирая на ее положение в обществе. К тому же она была худшей лгуньей из всех, кого он видел. В целом, общение с ней — в совершенно невежливой манере — оживило его жизнь.

— Мадам, мои манеры совершенно покинули меня. Не будете ли вы столь любезны, чтобы оказать мне услугу, сообщив ваше имя?

— Еще одну услугу? Мне так кажется, что вы превысили свою долю на сегодня, сэр. Все знают, что слишком большое количество услуг порождает безалаберность, которая ведет только к распущенному поведению.

Джон Варик, новоявленный девятый герцог Бофор, едва не разразился громким смехом. Он не смог удержаться и направился за ней, когда девушка гурьбой провела мальчиков мимо него. Они последовали за ней, несмотря на очевидное желание подольше посмотреть на его экипажи. Самый маленький мальчик отставал, и, казалось, изнывал от жажды.

Он произнес ей в спину:

— Прошу прощения, мадам. Послушайте, я знаю, что наши отношения не заладились с самого начала, но один из ваших компаньонов испытывает недомогание. Могу я предложить всем вам какие-нибудь закуски и напитки? По крайней мере, воду? Знаете, мне не доставит никаких затруднений возможность сопроводить вас до вашего дома.

Девушка остановилась как вкопанная, а ее плечи на кратчайшее мгновение тяжело опустились перед тем, как она снова выпрямила спину. В наступившей тишине был слышен лишь стрекот кузнечиков и то, как лошади бьют копытами по земле. Не поворачиваясь, она тихо проговорила:

— Так и быть.

Он сделал глубокий вдох и обошел кругом маленькую группу. Затем должным образом поклонился.

— Джон Варик — к вашим услугам. Могу я поинтересоваться, кого я буду иметь удовольствие сопровождать?

Она приподняла подбородок.

— Разрешите представить вам Гэйбриела, Мэттью и Питера. Мастер Тоуленд, мастер Смитсон и мастер Линли. — Каждый мальчик нагибал голову при упоминании своего имени. Самый последний и самый маленький благоговейно уставился на него.

— А как имя, — герцог сделал паузу, — леди, возглавляющей этот отряд апостолов[1 - Мэттью, Питер — английские варианты имен апостолов Матфея и Петра; Гэйбриел — английская версия имени архангела Гавриила, ошибочно причисленного герцогом к апостолам.]?

— Виктория Гиван. — Ее голос оказался лиричным и нежным, когда она позволила своему раздражению утихнуть.

Он махнул рукой кучеру, стоящему рядом с лошадьми:

— Крандэлл, будь добр, найди место для мастера Тоуленда и мастера Смитсона в других экипажах. Я возьму к себе мастера Линли и миссис Гиван.

— Мисс Гиван, — поправила она.

Джон Варик отлично знал, как скрыть от всего мира веселье, которое, как он ощущал, щекотало его сознание. Он украдкой бросил еще один взгляд на ее красивые ботиночки.

Вскоре мальчики были устроены, и он предложил руку, чтобы помочь мисс Гиван сесть в экипаж.

— И куда же мне следует направить Крандэлла? В имение Пикворт вниз по дороге, или, возможно, куда-то еще по соседству? — Несомненно, незнакомка была гувернанткой, которая вывела своих подопечных подышать воздухом, хотя это не объясняло ее непрактичную, элегантную обувь.

Она уселась на сиденье рядом с мальчиком, которого Джон осторожно выбрал в качестве компаньонки, и пристроила большую книгу у себя на коленях. Когда он пригнулся, чтобы присоединиться к ним внутри, девушка опустила зеленые глаза.

— Чуточку дальше по дороге, мистер Варик. На самом деле мы направляемся в Дербишир. В Уоллес-Эбби, если быть точной.

Герцог едва не пропусти последнюю ступеньку. Это побудило его резко двинуться вперед и упасть на сиденье напротив нее и мальчика.

— Уоллес-Эбби? Да ведь до него шестьдесят миль отсюда. — Ему следовало поостеречься и не увлекаться необычным лицом.

Его изумленный кучер, который прослужил у него последние пятнадцать лет, растянул рот в редкой ухмылке, когда услышал, куда направляется девушка, и закрыл дверь экипажа. Давненько Крэндалл не одерживал верх над хозяином в их странном товариществе.

— Разве? Шестьдесят миль? — проговорила она, приподнимая маленький, заостренный подбородок. — Я не знала, что это так далеко.

— Мисс Гиван, неужели вы планировали пройти пешком весь этот путь?

— Конечно, нет. — Выражение ее лица, голос и глаза нарушали все десять правил честности.

Экипаж дернулся вперед, и, несколько мгновений спустя, начал набирать скорость. Последовало долгое молчание, во время которого Джон налил мальчику стакан воды и тот нетерпеливо осушил его. Рука девушки слегка дрогнула, когда она принимала от него другой стакан.

— Мисс Гиван, осмелюсь упомянуть, что Уоллес-Эбби сгорело дотла почти двадцать лет назад. Вы ведь не планируете провести там ночь во время вашего, хм, паломничества?

— Я отлично осведомлена об этом. Я сопровождаю мальчиков в Дербишир, чтобы они смогли занять свои новые должности в качестве подмастерьев у архитектора мистера Джона Нэша. Возможно, вы слышали о нем? Он довольно известен.

— Безусловно.

— Уоллес-Эбби будет перестроен и станет расширением сиротского приюта, в котором я работаю в Лондоне. Я пообещала устроить мальчиков в восстановленном коттедже рядом с аббатством и нанять нескольких слуг для коллег мистера Нэша, который будет наблюдать за мальчиками и за реконструкцией.

— Понимаю. — Герцог снял шляпу, перевернул ее и сунул между параллельными кожаными ремешками, протянутыми по всей длине высокого потолка экипажа. Он обдумал, как далеко готов сопровождать красивую женщину и ее подопечных. Гораздо проще, нет, более разумно было бы устроить им проезд на следующей почтовой карете. — А вы вообще собираетесь рассказать мне, как случилось, что вы оказались пешими на этой дороге — так далеко от Лондона?


Виктория Гиван, сирота, учительница и разносторонний руководитель дюжин маленьких будущих мужчин, сосредоточилась на том, чтобы успокоить свое дыхание. Все, что потребовалось — это бросить взгляд на позолоченную букву Б над знаменитым величественным гербом, размещавшимся снаружи на двери экипажа, и ее подозрения подтвердились. Как, во имя неба, могла она рассуждать здраво, если свежеиспеченный герцог Бофор сидел напротив нее?

Господи Боже.

Каждое утро — и каждый день — его прозвище пестрело на страницах всех газет — Жених Века. Иногда каждая буква была заглавной, словно ведущий колонки испытывал особое благоговение. Его история часто повторялась; еще молодым человеком он взял свое скромное материнское наследство и организовал на первый взгляд бесконечную цепь блестящих заграничных проектов и инвестиций, что привело его к обладанию состоянием, сравнимым с теми, которыми располагали европейские королевские семьи. И все это еще до того, как стало очевидным, что он на самом деле является наследником прославленного титула, так как предыдущий герцог, его дядя, никогда не имел сына.

А еще он был до абсурда красив — мужчина в расцвете лет. Говорят, что его завораживающие голубые глаза стали причиной того, что множество леди падали в обмороки в его присутствии. Глупые школьницы сочиняли поэмы о его повергающей в трепет улыбке и о его еще более ослепительном богатстве. Виктория вздохнула.

За последние десять лет или около того умение герцога противостоять атакам амбициозных леди, которых подталкивали к нему их решительные родственники, стало одной из самых популярных тем среди колонок, описывающих великосветское общество. В самом деле, каждое его движение и каждое слово фиксировались в библейских пропорциях. И слухи достигли своего зенита в прошлом месяце, когда предыдущий герцог Бофор неожиданно умер, тем самым облачив мужчину перед ней титулом, который он носил с такой легкостью.

Он в раздражении начал постукивать пальцами по своему мускулистому бедру, ожидая ее ответа. О чем он спросил ее? Но более важно то, как Виктории уговорить этого джентльмена отвезти их до места назначения, в Дербишир? Ничто, кроме обычной вежливости, не мешало ему высадить их у следующего указательного столба. Его светлость, по всей видимости, был не из тех, кто терпимо относится к дуракам. А Виктория ощущала себя лишь чуть-чуть разумнее дурака после сегодняшних событий.

Она перестала кусать нижнюю губу, когда герцог снова поднес к глазу монокль, очевидно, чтобы запугать ее и заставить отвечать.

— Вам нужны очки, мистер Варик? Питер будет рад одолжить вам свои, не так ли, милый? — Мальчик кивнул и тут же протянул ему свою маленькую пару очков.

Джон опустил монокль.

— Мне не требуются очки.

— Знаете, это вполне закономерно. Ухудшающееся зрение является распространенным недугом среди многих джентльменов вашего преклонного возраста, и…

— Преклонного возраста? — повторил он, один уголок его рта слегка приподнялся.

— Ну да, конечно. Ах, пожалуйста, простите меня, я не должна была намекать на то, что вы…

— Кто именно, мисс Гиван?

— Ну, я питаю величайшее уважение к мудрости, которая приходит с сединой и все такое.

— С сединой? У меня нет… — герцог сел прямо и заморгал, — … мисс Гиван, у меня нет привычки терпеть людей, которые уклоняются от вопросов. А теперь, окажите ли вы мне любезность, поведав мне историю, которая, несомненно, окажется горестной, вместо этих ваших утомительных наблюдений, или нет?

Голова юного Питера Линли поворачивалась туда-сюда в попытке уследить за разговором.

— Я расскажу вам, сэр.

Герцог устремил пронизывающий взгляд на мальчика.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, Питер. Мужчины должны держаться вместе. Выкладывай.

— Ну, дело было так. Мы с Гэйбом и с Мэттью…

— Гэйбриел, Мэттью и я, — интуитивно поправила Виктория. — Честное слово, это очень скучная история.

Джон проигнорировал ее.

— Продолжай, Питер.

— Хорошо, — проговорил мальчик. — Мы были в последней гостинице. В той, что в Квесбери. Вы знаете ее, сэр?

— Да.

— Видите ли, мисс Гиван спорила с хозяином гостиницы, потому что он слишком много просил за хлеб и сыр, а потом прозвучал рожок кучера почтовой кареты и, хм,…

— Да?

— Вот тогда все стало по-настоящему интересно.

— Питер… — Виктория попыталась сделать все, что было в ее силах. — Я заставлю тебя пожалеть о произнесенных сегодня словах. Господи, сделай так, чтобы этот день закончился, пожалуйста.

— Продолжай.

— Ну, другой джентльмен, хотя на самом деле он выглядел не совсем как джентльмен — больше похож на рабочего, потому что на его одежде было много грязи — во всяком случае, он вступился за мисс Гиван, когда хозяин гостиницы подмигнул ей и сказал, что она сможет расплатиться с долгом в другой манере, так как ему нравятся рыжие волосы. Он даже ущипнул ее… — Питер бросил взгляд на девушку и торопливо продолжил: — …а рабочий подбил трактирщику глаз. По какой-то причине это заставило остальных мужчин в гостинице вступить в драку. Нам пришлось ползти на улицу на четвереньках — и как это было весело… до тех пор, пока мы не увидели, что почтовая карета уехала без нас, и нам пришлось идти пешком.

— А все ваши вещи?

— Ох, все деньги мисс Гиван потерялись во время драки, а все наши вещи находились в карете, сэр. Но мисс Гиван сказала, что это к лучшему. Легче идти, когда не приходится много нести. — Мальчик усмехнулся, и герцог взъерошил ему волосы.

Виктория попыталась рассмеяться. Сделала попытку изобразить добродушие. На самом деле в ее сознании расположилась уродливая комбинация оскорбления и беспокойства. Она знала, что есть только один способ в безопасности довезти мальчиков до Дербишира, и этот способ состоит в том, чтобы вызывать ошеломляющий интерес у самого богатого человека в Англии на протяжении следующих шестидесяти миль или около того. Только это отделяло ее и мальчиков от того, чтобы провести одну — или три — голодные ночи под звездами, укрываясь только изгородью вдоль дороги, когда всевозможные виды насекомых и диких зверей будут рыскать по этим джунглям.

В первый раз в своей жизни Виктория ощутила, что эта задача ей не по силам. Если бы она только смогла представить, что цвет его глаз — не голубой, а простой карий, и отнять, ох, скажем, несколько сотен тысяч фунтов от его ошеломляющего состояния, то тогда девушка смогла ощутить, что ей вполне по силам склонить этот образец холостяка на свою сторону.

Ей также хотелось провести один день и одну ночь, спокойно размышляя, с тем, чтобы заключить сделку со своим создателем: помочь ей выбраться из этой отвратительной сельской местности в обмен на конец ее смехотворных романтических грез. К сожалению, ангел, которого приставили охранять ее, с радостью саботировал ее желания при каждой возможности.


Глава 2


Джон поднял голову от большой стопки документов, которую изучал на протяжении последних пятнадцати миль, только чтобы обнаружить, что мальчик уснул, положив голову на соблазнительные колени мисс Гиван. Каждый раз, когда он позволял своей концентрации колебаться, герцог изучал ее прелестный, плавный профиль, пока девушка смотрела из окна экипажа на вечерние сумерки. Беспокойство исходило от каждого напряженного дюйма ее тела. И он мысленно выругался.

Разве он не раздавал каждый год достаточно денег по бесконечным почтенным заведениям, чтобы облегчить свою душу? И ему вовсе не хотелось испытывать личный интерес к какой-либо персоне, оказавшейся в беде. Вокруг было слишком много страдающих людей, и он не мог быть ответственным за всех. Джон стиснул зубы. Гораздо более продуктивно держаться в стороне от других и заниматься бесконечной перепиской, инвестициями и игрой на бирже, которые, в конечном итоге, могут принести пользу многим.

Несмотря на тот факт, что эта девушка оказалась завораживающим созданием, у Джона не было на это времени. У него оставалась всего одна неделя или около того, чтобы разобраться с неразрешимой дилеммой, касающейся его самой последней авантюры: сумеет ли он подготовиться к тому, чтобы принять осеннее изобилие на намеченной мельнице. Он ни мгновения не мог уделить этой необычно выглядящей, острой на язык учительнице в загадочно модных полуботинках. Кто, ради всего святого, подарил их ей? Возможно, брошенный любовник? Герцог поднял взгляд от ее обуви и обнаружил, что ее экзотические зеленые глаза сердито уставились на него.

Внезапно он осознал, что его карета рывком остановилась больше минуты назад. Господи. Почему Крэндалл так задержался?

— Подождите здесь, мисс Гиван. — Джон распахнул дверь и выпрыгнул из экипажа, не дожидаясь, пока будут опущены ступеньки.

Один из верховых, поджидавший его в гостинице «Серая лиса», привлек его внимание.

— Владелец говорит, что после дождя, прошедшего два дня назад, у гостиницы провалилась крыша, ваша светлость. Следующая гостиница в двадцати пяти милях отсюда.

— И?

— И хозяин гостиницы заявил, что он и его жена готовы отдать вам единственную пригодную для жилья — их собственную — комнату — за кругленькую сумму. Мистер Крэндалл пошел взглянуть на нее.

— И, конечно же, второй комнаты нет. — В его голосе не было и намека на вопрос, только едва сдерживаемое раздражение.

— Верно, ваша светлость. Хотя в превосходных конюшнях довольно просторно.

— Пусть Крэндалл заплатит хозяину за комнату, если она подходящая, и устройте всех на ночь.

Слуга откашлялся.

— Мне перенести ваши вещи в комнату хозяина… или ее займет леди…

— Занеси внутрь мою дорожную сумку. И закажи обед, который можно будет подать всем так скоро, насколько возможно в пределах человеческих сил.

Верховой бросил взгляд за спину герцога и склонил голову.

Джон повернулся и обнаружил, что сзади стоит молчаливая мисс Гиван.

— Я полагал, что вы должны оставаться в экипаже, мадам. Вы когда-нибудь делаете то, что вам велят?

— Очень редко. Я больше привыкла заниматься управлением. Управлять детьми, конечно же. — Она выглядела задумчивой и слегка расстроенной. — Послушайте, я хочу поблагодарить вас за то, что вы довезли нас вот до этого места. Мы с мальчиками продолжим наш путь отсюда. Я уверена, что нам осталось не так много.

— Мисс Гиван, если вы думаете, что я позволю вам ковылять по этой едва различимой деревенской дороге, да еще и в темноте, то вы можете немедленно отбросить эту идею. — Он смахнул с рукава невидимую нитку. — Вы никогда не выезжали за пределы Лондона, не так ли? Разве вы не знаете, как много медведей, бешеных собак, кабанов и людей с дурными намерениями шныряет вокруг по ночам? — Джон надеялся, что мисс Гиван, как он предполагал, находится в полном неведении о скромной природе сельской местности. В самом деле, дикие кабаны не бродят в лесах Англии с прошлого века, если не с позапрошлого.

На ее лице отразилась целая симфония испуганного сомнения.

— Тогда мы будем спать в конюшне.

— Рад это слышать. Не выношу, когда меня щекочет солома, — протянул он. — А теперь пойдем со мной, Питер. Мадам, я оставляю вас, чтобы вы могли собрать остальных ваших подопечных. Обед ждет. — Он схватил Питера за руку и воспользовался шансом, чтобы уйти от нее.

Час спустя, Джон с изумлением смотрел на подростков, сидевших вокруг торопливо накрытого стола в единственной комнате, не затронутой катастрофой, кроме кухни.

— Впечатляюще. Кто знал, что карлики способны истребить всю говяжью грудинку за один присест?

— У них сейчас возраст роста и они не привыкли к такому изобилию, — парировала мисс Гиван, в то время как мальчики захихикали.

От его внимания не ускользнуло то, что она ела очень мало.

— Послушайте, мисс Гиван, — проговорил герцог, едва заметно кивнув слуге. — Вы можете съесть что-то более существенное, чем корочку хлеба. Мы должны поддерживать ваши силы, если вы хотите, с Божьей помощью, держать следующее поколение в узде. — Слуга положил на ее тарелку сочный кусок мяса в тот же момент, когда вошел Крэндалл. Его верный кучер вытащил бутылку самого лучшего бренди, которое только можно достать у закаленных французских контрабандистов. Джон никогда не путешествовал на большие расстояния в своем экипаже без ящика с таким напитком, хорошо укутанным в качественную английскую шерсть. Тут же появился и хрустальный бокал.

Воцарилась тишина, пока Крэндалл осторожно наливал напиток богов. Это было единственным, о чем мечтал Джон после сегодняшнего, полного проблем дня. Если он не может вкусить сирену с каштановыми волосами, а его совесть и здравый смысл подсказывают ему, что он не должен этого делать, то тогда он, по крайней мере, позволит янтарным волнам бальзама унести часть его колоссальных забот.

Внезапно он осознал, что по какой-то странной причине все глаза устремлены на него.

— Мальчики, мистер Крэндалл, не оставите ли вы на минутку нас с мистером Вариком одних?

— Варик? — с негодованием произнес кучер. — Как же, да ведь он…

— На этом все, Крэндалл, — коротко оборвал его Джон. Когда слуги и мальчики вышли из комнаты, Джон поднес бокал с амброзией к своим губам и насладился упоительным вкусом и запахом.

— Сэр, — надменно произнесла злючка, — я попрошу вас воздержаться от употребления спиртных напитков перед мальчиками. У них сейчас переходный возраст и на них легко производят впечатление джентльмены, которыми они могут восхищаться.

— Итак, сейчас у них возраст роста и переходный возраст? — сухо ответил он. — Как это неудобно.

— Не стоит подавать им идею о том, что они должны тратить деньги, которые они однажды могут заработать, на… джин или какую-то другую адскую смесь.

— Джин? Ба, да ведь это не имеет ничего общего с этой гнусной отравой.

Девушка молча уставилась на него с непокорным видом.

— Мисс Гиван, неужели вы на самом деле просите, чтобы джентльмен, который взял вас в свой экипаж, отказался от одного-единственного кусочка небес, который можно найти в этой забытой Богом пародии на гостиницу?

— Ну, я подумала…

— А я здесь сижу и обдумываю, стоит ли мне отклониться на несколько миль от своего пути, чтобы в безопасности доставить вас в Уоллес-Эбби. — Джон понизил голос. — И я также думал о том, как лучше разделить одну-единственную комнату, доступную здесь. — Последние слова он произнес, чтобы спровоцировать ее. Ее глаза снова сверкнули. Определенно, такими они нравились герцогу больше всего.

— Как же, я не стала бы делить с вами эту комнату, даже если бы она была единственной во всей Англии. И более того, мистер Варик, я хочу, чтобы вы поняли: я намереваюсь возместить вам все, до последнего фартинга, что вы заплатили за эту еду, а также за поездку в экипаже и за все проблемы, которые вы так щедро взяли на себя сегодня.

— В самом деле? — Он с удовольствием понаблюдал за оживленной игрой ее изящных бровей, а затем расслабился в кресле, чтобы просмаковать еще один глоток превосходного бренди. Джон размышлял, догадалась ли она, кто он на самом деле. — И как вы планируете добиться этого?

— Я напишу своему благодетелю, который сразу же перешлет все положенные вам деньги до последнего пенса. — Виктория расправила плечи. — Вне зависимости от вашей дальнейшей помощи.

— У вас есть благодетель, вот как? — Он бросил взгляд на ее изящно вытачанную обувь.

— Конечно, — ответила она, едва заметный румянец наконец-то появился на ее щеках. — И вы будете рады узнать, что я уже попросила хозяина гостиницы, который показался мне намного более цивилизованным, чем большинство мужчин, с которыми я встретилась после того, как покинула Лондон, положить для меня соломенный тюфяк на кухне, и что он любезно согласился это сделать. Я даже и не мечтала о том, чтобы попроситься ночевать в этой комнате. Мне будет очень удобно в кухне в компании жены хозяина гостиницы.

— А мальчики?

— Они проведут ночь в конюшне.

Герцог долго и проницательно смотрел на нее.

— Очень грубо в упор смотреть на людей, — пробормотала девушка.

— Я обдумываю, стоит ли поделиться с вами мудрой информацией о том, что в конюшне будет пьянка, в десять раз превосходящая то, что было в этой комнате — учитывая количество конюхов, кучеров и слуг, собравшихся в этом здании во дворе.

Она прошагала к столу и подняла бутылку с бренди, взяв ее двумя пальцами за горлышко, словно там находились три четверти эссенции яда смешанные с четвертью чистого зла.

— Что ж, мистер Варик, я должна поблагодарить вас за то, что вы подали лучший пример.

— Мисс Гиван, кто-нибудь когда-нибудь говорил вам «нет»?

Виктория спрятала бутылку с бренди, за которую он заплатил небольшое состояние, вместе с почти пустым бокалом, в грубый шкаф, стоящий в углу.

— Я старалась никогда не попадать в положение, где можно было услышать это слово.

— Кто дал вам эти ботинки, которые вы носите?

Мисс Гиван резко обернулась. Легчайшая морщинка появилась меж ее бровей.

— Хороший друг.

В самом деле, очень хороший друг, подумал Джон, стиснув зубы.


Джон пристально вглядывался в спящий силуэт мисс Виктории Гиван, лежащей на соломенном тюфяке в кухне, достаточно далеко от жены владельца гостиницы. Очевидно, что она попалась на его пути, чтобы заколдовать его.

Потрепанный подол ее простой ночной рубашки поднялся выше колен; тонкое одеяло девушка отбросила в сторону из-за теплого ночного воздуха. Он не мог оторвать взгляда от восхитительного вида ее стройных голеней и лодыжек, залитых лунным светом, а также красивых, женственных ступней. Не удивительно, что любовник подарил ей эти чертовы ботинки. Чтобы бросать влюбленные взгляды на ее элегантные щиколотки.

Боже, герцог всегда гордился своим умением держать низменные инстинкты в узде. Очевидно, ему и в самом деле нужно завести любовницу, в точности, как намекал Крэндалл. Конечно, его кучер, вероятно, выдвинул такое предложение, чтобы хозяин находился в лучшем расположении духа. Джон принимал как должное то удобное соглашение, которое много лет сохранялось у него с Коллин, прекрасной герцогиней Трентон, обладательницы трех тявкающих собачонок, двух ленивых детей и одного мужа, достаточно старого, чтобы годиться ей в дедушки. Но недавно она ударилась в мелодраму, настаивая на том, что они должны пожениться, когда бедный Трентон протянет ноги. Ему пришлось закончить эту связь.

Мисс Виктория Гиван во сне перекатилась на спину, и во рту у него пересохло. Лямка ее рубашки соскользнула с плеча, открыв одну кремовую грудь, чтобы дразнить его.

Джон застонал и зажмурил глаза. Несомненно, он заслужил место среди святых за то, что не поддался импульсу. Небеса не стоят этого, прокричал ему дьявол, сидящий на плече.

Пропади оно все пропадом. Он нагнулся и поднял женщину на руки, чтобы отнести ее в комнату. Если он не может спать, то с таким же успехом может отдать ей свою кровать. Без бренди, которое могло подбодрить его, манеры герцога стали слишком покладистыми, и он пригласил трех мальчиков лечь в импровизированных постелях, которые хозяин гостиницы устроил в крошечной гостиной позади. К несчастью, он не знал, что мальчики производят так много шума, когда спят.

Виктория была такой мягкой в его руках. Так сильно отличалась от жестких углов, из которых, казалось, она состояла, когда бодрствовала. Сейчас девушка спала, словно медведь во время зимней спячки. Должно быть, это результат того, что в сиротском приюте она не один десяток лет спала рядом с толпой храпящих детей.

Его собственная жизнь проходила в совершенно противоположной манере. В полном одиночестве, по большей части. Ни братьев или сестер, ни матери. Только отец, который, хотя и был добр к нему, не слишком часто появлялся в их деревенском доме из-за требований, которые Лондон накладывал на его время. Но Джон научился получать удовольствие от мирного одиночества.

Она что-то пробормотала во сне, когда герцог положил ее на середину мягкой кровати, принадлежащей хозяину гостиницы. Он наклонился ближе, чтобы подоткнуть постельное белье вокруг ее тела, и услышал два треклятых слова. Ну, вообще-то, это было только одно слово… одно имя.

— О, Джон… — прошептала мисс Гиван со вздохом, устраиваясь поудобнее.

Он неловко, но решительно выпрямился. Нет. Его не одурачить, словно какого-то богатого юнца, впервые приехавшего в город, у которого еще молоко на губах не обсохло. Джон знал, что не стоит оказываться в подобных ситуациях с незамужними мисс в подобном, почти публичном месте. В последнее время он испытал на себе достаточно попыток увлечь его к алтарю.

В самом деле, только за последние три месяца обнищавший маркиз попытался тайком провести свою дочь в спальню Джона, а потом ему пришлось выпытывать правду у очень решительно настроенной вдовствующей графини, которая намеренно распустила скандальные слухи, связывающие ее с ним. Вдовушка сделала ошибку, полагая, что он свяжет себя узами брака с прелестной леди, с которой даже никогда не встречался — и все это во имя чести. Последнее событие стало причиной нового накала страстей в колонках сплетен.

Джон рассматривал лакомый кусочек, лежащий перед ним в лунном свете. Казалось, девушка вся состоит из мягких изгибов, розовой плоти и спутанных локонов темно-сливового оттенка. Он не смог устоять и коснулся этих темных распущенных волос такого оттенка, которого никогда не видел. Несомненно, они будут шелковистыми. Он погладил ладонью глянцевитые локоны, что заставило его наклониться чуть ближе к ее неотразимым губам.

Герцог закрыл глаза, чтобы не видеть этого, но его сознание отказывалось отпускать воспоминание об этой полной нижней губе под очаровательно изогнутой роскошной верхней. И внезапно он заметил, что вдыхает ее запах — аромат теплых, смятых роз. Он не смог остановить себя, даже если бы от этого зависела его жизнь, и наклонился ниже, следуя за нежным запахом.

А потом ему не захотелось пребывать в неведении относительно возможностей момента. Джон открыл глаза, только чтобы натолкнуться взглядом на выражение ее спящего, наполовину прикрытого лица. Мисс Гиван не произнесла ни слова, чтобы остановить его, и он продвинулся еще на дюйм вперед в ответ на ее молчаливое одобрение. На самом деле это будет всего лишь обещание… намек… привкус… поцелуя. Конечно же, все будет совершенно невинно. В конце концов, рядом, в комнатке, напоминающей шкаф, храпят мальчики. А на кухне — жена хозяина гостиницы.

Герцог провел губами по ее губам, из стороны в сторону, прикосновение было легким, как перышко. А затем он вдавил свою верхнюю губу в расщелину, где смыкались ее губы, и подразнил мягкость, которую обнаружил там. Девушка тихо вздохнула, и он едва сдержался, чтобы не заключить ее в объятия. Каждая его клеточка — хм, каждая клеточка его наиболее важных органов, главных для любого мужчины — пробудилась от этого чувственного звука.

А затем она снова прошептала это:

— О, Джон…

— Милая, — тихо ответил он, прокладывая поцелуями дорожку к чувствительному месту рядом с ее виском.

А затем, безо всякого звука и с быстротой лондонского карманника, мисс Гиван схватила его за ухо и заставила опуститься на колени.

— Что вы делаете? — прошипела она.

— Отпустите… мое… — прохрипел Джон.

— Я должна была знать, что вам не стоит доверять, — резким шепотом прервала она его. — Все мужчины — совершенные негодяи. Мой добрый друг всегда предупреждал меня, и я должна была прислушаться к его словам.

Он вырвался и с трудом встал, его тело попыталось и не сумело подстроиться под полное изменение намерений.

— А все женщины непостижимы.

— Что ж, с вашей стороны не очень вежливо так говорить, учитывая, что я только что проснулась и обнаружила себя в вашей кровати. Вы пытались навязать мне свое внимание.

— Нет, я предлагал вам то, что, как мне показалось, вы просили, — выдавил герцог сквозь стиснутые зубы. — Когда леди шепчут мое имя посреди ночи, то можно прийти к определенным выводам.

— Я не делала ничего подобного. Я крепко спала.

Он пристально посмотрел на нее.

— Полагаю, вы не собираетесь предлагать, чтобы я поступил как благородный человек?

— В самом деле, я так и сделаю. — Виктория отбросила за спину великолепную гриву волос. — Убирайтесь отсюда. Или, возможно, для вас будет лучше подождать здесь, пока я срежу прут и отстегаю… ш-ш-ш, вы что, смеетесь?

— Так вы не станете поднимать крик и требовать брачного предложения перед владельцем гостиницы и его женой?

— С какой стати я захочу выйти за вас замуж, мистер Варик? — прошипела она. — И я попрошу вас понизить голос, если вы не хотите кого-нибудь разбудить.

— Итак, вы равнодушны ко мне?

— Абсолютно.

— В самом деле? И какие же мужчины вам нравятся? Несчастные бедняги, которые будут пресмыкаться у ваших красивых ног?

— Нет. Покладистые бедняги с лучшими, чем у вас, манерами.

Герцог потер ноющее ухо.

— Прошу прощения. Мне говорили, что, фактически, я — что-то вроде желанного приза, если так выразиться.

— Это то, что говорят глупые женщины, чтобы заполучить монеты, лежащие в вашем кармане?

— Нет, — ответил он с низким, почти волчьим рычанием. — Это то, что они говорят, чтобы залезть гораздо глубже, чем в мой карман.

Она и бровью не повела.

— Тщеславие — не слишком привлекательная черта в мужчине.

Джон едва не задохнулся от сдерживаемого смеха. Она невозможна. Невозможно привлекательна — в неистовой, энергичной манере. Ни одна женщина никогда не осмеливалась разговаривать с ним подобным образом. В детстве он всегда умудрялся располагать к себе женщин: экономку, кухарок, горничных; и точно так же успешно ему удавалось держать на приличном от себя расстоянии — практически равном Римской империи — всех настроенных на замужество женщин в своей взрослой жизни.

За все свои тридцать пять лет он ни разу не встречал женщину, которую не смог бы очаровать, если бы захотел этого, или, по меньшей мере, заставить вести себя в высшей степени вежливо и с безобразным раболепием. Конечно, герцогу было суждено судьбой встреть первую по-настоящему интригующую женщину в своей жизни только для того, чтобы обнаружить, что она не желает иметь с ним ничего общего.

Ее распущенные волосы выглядели в лунном свете точно темный нимб, обрамляющий бледные, красивые плечи. И он точно знал, что прячется за этой смехотворно тонкой сорочкой.

Совершенство.

— Мадам, — тихо проговорил Джон, — простите меня. Думаю, что пойду спать. Я обнаружил, что в старости требуется длительный отдых. — Он повернулся на пятках и зашагал к двери.

Он мог бы поклясться, что, когда заворачивал за угол, то услышал, как мисс Гиван пробормотала что-то о достоинствах теплого молока и меда… при подагре. За этими словами последовал едва слышный горловой смешок.

Герцог ретировался так быстро, как только возможно. Чтобы лечь спать в конюшне. На проклятой соломе.


Джон Варик, девятый герцог Бофор и задокументированный Жених Века, вытащил носовой платок и чихнул. Виктория, сидящая напротив него в роскошном герцогском экипаже, заметила, что он сделал это примерно в двадцатый раз за этот день.

И она радовалась, хоть это было и неправильное чувство. Юмор — вот единственное, что удерживало ее от того, чтобы поддаться последней степени беспокойства, когда юный Питер Линли, сидящий рядом с ней, перевернул еще одну страницу в ее любимой книге «Кентерберийских рассказов».

Не так глубоко погруженный в размышления, как Виктория предполагала, герцог взглянул на нее, оторвавшись от пугающей кипы документов на коленях. Его невозможно голубые глаза встретились с ее, и на мгновение она ощутила, что находится в опасности утонуть в их глубинах. Он был так красив. Герцог изучал ее, пока она не ощутила, как жар заливает ее щеки. Перед тем, как вернуться к своим бумагам, он изобразил едва заметный намек на понимающую улыбку. Виктория едва не взорвалась от негодования.

Он поцеловал ее.

Это был ее первый поцелуй, и она была совершенно уверена, что пропустила, по меньшей мере, половину этого события. Конечно, это должно было произойти подобным образом. Недавно Виктория решила, что до того, как сумеет поцеловать живого, дышащего мужчину, ей уже придется целовать в щеку святого Петра у Жемчужных врат. И она никогда по-настоящему не верила в романтические изящные истории, в которых бедная героиня становится богатой, вроде тех, что скрывались под обложкой книги, которую читал Питер. Так что много лет ей приходилось довольствоваться только собственным воображением.

Его губы были такими нежными, такими непохожими на то, что она себе представляла. Теплыми и знающими… и почти ленивыми. Девушка сглотнула.

В мгновение ока она пробудилась от мечтаний о герцоге и немедленно поняла, что у него было на уме. В туманном облаке его запаха, ароматов цитруса и лайма, Виктория попыталась вынырнуть из накрывшей ее волны его ошеломляющего магнетизма.

Эти же самые губы, которые, казалось, были созданы, чтобы свести всех женщин с ума, теперь искушали ее на расстоянии менее трех футов. А при каждом неровном участке дороги его длинные, мускулистые ноги, обтянутые панталонами песочного цвета, прикасались к ее ногам. Она решительно отвернулась к окну, по которому в постоянном ритме начал постукивать дождь.

Герцог читал весь день. Ни единого слова не слетело с его губ, даже когда они остановились в середине дня, чтобы пообедать. Виктория беспокоилась, что он оставит их там, когда герцог решительно прошагал в личную столовую. Несомненно, прошлым вечером она довела его до крайней степени ярости. Но нет. Мистер Крэндалл вынырнул из отдельной комнаты, заказанной его светлостью, и сообщил, что для нее и мальчиков обед будет подан в другом помещении.

А после обеда герцог снова появился, и мистер Крэндалл торопливо загнал ее и мальчиков обратно в экипажи.

А потом начался дождь.

В последние три часа Виктория высчитывала с точностью до минуты, сколько еще милей осталось до Дербишира, в то время как мелкий дождик превратился в ливень. Если она сможет доехать хотя бы на расстояние нескольких милей от Уоллес-Эбби, то сумеет расслабиться. Остаток пути она и мальчики смогут пройти пешком, если это потребуется. Девушка исчерпала почти весь запас терпения, чтобы обуздать любопытство и энтузиазм Питера при виде новых мест за окном кареты, и уговорить его почитать книгу в полном молчании.

Наконец, она заметила его — характерный флюгер гостиницы «Петух и Корона» в Миддлтоне, которая, предположительно, была очень близко от Уоллес-Эбби. Это флюгер был в деталях описан ее благодетельницей, графиней Шеффилд, и женихом этой леди — мужчиной, к которому Виктория испытывала тайное неразделенное томление на протяжении большей части своей жизни. Она заерзала на сиденье, решив выбросить подобные невозможные мысли из своей головы. Девушка пыталась раздавить эти мечты в тот день, когда подружилась с красивой графиней. И она безоговорочно похоронила эти самые мечты на шесть футов ближе к Китаю в день, когда графиня и Майкл Раньер де Пейстер официально объявили о своей помолвке. Не было на земле ни одного человека, кто не смог бы полюбить в высшей степени сострадательную графиню Шеффилд. Они никогда не обсуждали чувства Виктории по отношению к Майклу, но девушка была уверена, что графиня каким-то образом узнала о них. И все же это не остановило прекрасную графиню от помощи сиротскому приюту.

Виктория ощутила, как взгляд герцога снова задержался на ней, и она не смогла устоять перед вызовом, который тот неумышленно представлял собой. Она отвернулась от пропитанного влагой пейзажа. Даже дождь в деревне был более унылым, по сравнению с оживленностью города.

— И где же именно находится этот коттедж? — тихо спросил он.

— Полагаю, он менее чем в миле отсюда, согласно тем указаниям, которые я получила. — Настало время прекратить вести себя как кошка с собакой. До некоторой степени вчера она развлекала его на протяжении многих миль, а со своей стороны, ей выпало удовольствие испытать пять секунд чистой, неподдельной страсти прошлой ночью.

По крайней мере, Виктории удалось сохранить невинность — будет ли от этого когда-нибудь польза — даже если потеряла частичку здравомыслия. По правде говоря, она была бы не против еще несколько секунд… или, возможно, пару-тройку минут понаслаждаться его поцелуями.

— Как я сказала мистеру Крэндаллу во время последней смены лошадей, это маленький вдовий домик примерно в миле или чуть меньше от руин аббатства, ваша светлость.

Выражение его лица было непроницаемым.

— Ваше внимание к протоколу определенно слишком поздно вышло на сцену.

— Прошу прощения, если я каким-то образом обидела вас. Мы все очень признательны вам за то, что вы подобрали нас.

— И?

— И что?

Джон вытащил платок и чихнул.

Она продолжила, благодарность вынуждала ее выдавливать из себя слова.

— Благодарю вас за то, что устроили нам питание, и… и ночлег.

— И?

Девушка вздрогнула от напряжения и смущения. Она спала не больше получаса после их интерлюдии.

— Я не стану благодарить вас за пользование кроватью прошлой ночью. Мне не предоставили выбора отказаться от этого! И, как уже говорила, я компенсирую вам все расходы за те неприятности, которые мы причинили вам.

Глаза Питера едва не вылезли из орбит.

— Теперь вы этого добились, — проговорил герцог, а затем посмотрел на мальчика. — Пусть это будет для тебя уроком, Питер. Как и предполагает один из «Кентерберийских рассказов», ни одно доброе дело не проходит безнаказанным.

Карета, прогромыхав, остановилась, а за ним остановились и два других герцогских экипажа.

— Извините, ваша светлость, — проговорила Виктория, ощутив искреннее раскаяние. — Я на самом деле очень благодарна. Я… я не знаю, что бы я делала, если бы вы не пришли нам на помощь.

Джон прищурил глаза, и девушка испытала странное ощущение, что он не получил никакого удовольствия от продемонстрированной ею великодушной благодарности.

Он сделал движение, чтобы высвободить края своей шляпы из-за ремешков над ними, но Виктория рукой остановила его.

— Нет. На улице ужасная погода, и я бы не хотела причинять вам дальнейшие неудобства. — На самом деле, она хотела запомнить его таким, как он выглядел сейчас — уютно устроившимся среди герцогского бархата — или как прошлой ночью, окутанным лунным светом.

Он долго смотрел на нее, затем, проигнорировав ее просьбу, нахлобучил шляпу на голову и открыл дверь, чтобы выпрыгнуть наружу. Очевидно, из герцога нельзя вытеснить галантность.

Дождь лил словно тропические ливни в заморских джунглях, о которых она читала. Питер и Виктория наблюдали, как герцог схватил предложенный мистером Крэндаллом зонт, а затем, петляя среди грязных луж, добрался до двери коттеджа. Зонт представлял собой плохую защиту против бури.

У уже открытой двери стоял в ожидании человек, главной характеристикой которого, казалось, было огромное количество пятен на одежде. Мужчина начал что-то многословно объяснять и жестикулировать. Герцог молчал и не делал никаких жестов.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем мужчина у двери низко поклонился, а герцог вернулся к мистеру Крэндаллу. Шум дождя заглушил их разговор, но Виктория воспользовалась этим моментом, чтобы забрать книгу у Питера, застегнуть его простой сюртук и расправить свое платье в целях подготовки к высадке.

А потом герцог торопливо снова забрался в экипаж, вода ручейками стекала со всех частей его тела. Он был таким же мокрым, как и косяк рыбы в Темзе. И он вовсе не выглядел счастливым от того, что пребывал в таком состоянии.

— Что ж, мадам. Кажется, вы путешествуете по всей Англии с эпической долей невезения. — Джон взял одно из одеял, лежащих в карете, чтобы безрезультатно попытаться вытереть свое мокрое тело, которое, казалось, заняло больше половины экипажа.

— Что вы имеете в виду?

Он не смотрел ни на нее, ни на Питера, а взял свою трость и постучал три раза по крыше экипажа. До того, как девушка смогла произнести еще одно слово, экипаж рванулся вперед и они снова выехали на дорогу.

— Подождите! Пожалуйста, остановите экипаж. Уверяю вас, мы не возражаем против того, чтобы немного промокнуть. Мальчики и я…

— Мисс Гиван? — прервал он, его лицо окаменело.

— Да? — ответила Виктория.

— Вы знаете расположение ближайшего здания с четырьмя пустыми кроватями?

— Да. Оно позади нас.

— Нет. В этой пародии на коттедж внутри рушатся стены, и определенно нет ни одной кровати, койки или матраса. Произошла задержка. Какая-то болезнь вынудила большинство рабочих бросить работу. И те же самые люди лежат сейчас в постелях во всех углах в каждой гостинице по всей округе.

Виктория в первый раз за свою жизнь потеряла дар речи.

— Ближайшее место с четырьмя пустыми кроватями, это Бьюли-Парк — мой дом, мисс Гиван, который в нескольких милях отсюда.

— Понимаю, — тихим голосом проговорила она. — Что ж, нам придется обойтись тем, что есть. — Девушка схватила трость в том углу, куда герцог поставил ее, и три раза ударила по крыше кареты. Затем она свалилась вперед, ему на колени, когда экипаж резко остановился. — Пожалуйста, прикажите мистеру Крэндаллу повернуть обратно. Мы будем спать на земле в коттедже. Уверяю вас, мы не приучены к перинам. — Она не знала, почему у нее возникало такое возмутительное желание провоцировать человека, который выказал к ним столько доброты.

С лицом таким же мрачным, как и штормовые тучи на небе, он выхватил трость из ее неловких пальцев и еще раз быстро постучал по крыше кареты. Экипаж дернулся вперед, и они с герцогом стукнулись головами, отчего у нее из глаз посыпались искры. Виктория закусила губу, чтобы из глаз не брызнули слезы.

Когда она наконец-то позволила себе встретиться с ним взглядом, то девушка в первый раз заметила в его глазах вспышку неудовольствия — всего лишь мимолетную тень, которая тут же исчезла. Следовало отдать ему должное. Он владел каждым дюймом своего тела с уверенностью, которой позавидовал бы и Веллингтон перед французской армией.

— Пол коттеджа на четверть фута покрыт водой из-за шторма. А второму и третьему этажам требуется лучшая поддержка. Кажется, позади все еще нет ни окон, ни дверей. И внутри стоит запах сточной канавы. А теперь, мисс Гиван, у меня есть только одна просьба.

— Да, ваша светлость? — прошептала она.

Долгое время герцог молчал. Пальцы Питера обхватили ее ладонь.

— Вы не станете обращаться ко мне «ваша светлость», когда мы находимся в узком кругу. По какой-то безумной причине мне слышится глухой отзвук оскорбления, когда эти слова слетают с ваших губ.

— Уверяю вас, это было неумышленно, — тихо проговорила Виктория.

— А теперь все улажено. Вы вчетвером останетесь в Бьюли-парк на следующие две недели, до тех пор, пока коттедж не будет проветрен и сделан пригодным для жилья. — Он сделал паузу и отмел в сторону возможные неудобства. — Это ни в коей мере не станет беспокойством. Число комнат в Бьюли сравнимо с количеством залов в королевском павильоне в Брайтоне. Я поручу двум дюжинам горничных присматривать за вами и за мальчиками, чтобы поддержать уровень неоспоримых приличий, так как любые нарушения благопристойности могут привести к действиям, уже признанным неприятными… для всех нас.

У девушки вырвался тихий вздох.

— Конечно.

— Как бы то ни было, но я проведу в резиденции всего неделю или около того. Я еду туда только для того, чтобы разрешить многолетний спор между прежним герцогом Бофором и нашим соседом. Затем я должен вернуться в Лондон. Тогда Бьюли останется полностью в вашем распоряжении. — Он полузакрыл глаза, которые приняли ленивое выражение, веселье вернулось к нему. — Я полагаюсь на вас и надеюсь, что вы не причините имению большого ущерба в мое отсутствие, мадам.

Виктория просто ненавидела ситуации, когда у нее не было шансов выказать даже крошечную степень гордости. Но бедность делает свое дело.

— Конечно, ваша светлость.

Его глаза потемнели от неудовольствия.

— Я имела в виду — да, благодарю вас, мистер Варик. — Когда взгляд остался прикованным к ней, девушка взорвалась. — В чем дело?

— Я нахожу, что даже «мистер Варик» звучит как оскорбление, если исходит от вас.

— Ну тогда как, во имя всего святого, я должна обращаться к вам?

— Джон. — Его глаза не отрывались от ее лица, голос был решительным, но спокойным. — Когда мы в узком кругу, конечно же.

— Прошу прощения? Я…

— Подумайте об этом вот таким образом: ваши требования поднимутся на совершенно новый уровень важности, учитывая, что мы с вами будем на равных.

— Я сомневаюсь, что когда-нибудь стану вам равной.

— Что ж, вы не можете заявить, что вам не выпала такая редкая возможность прошлой ночью.

Виктория отвела взгляд, только чтобы увидеть озадаченное выражение на лице у Питера — и это стало еще одной причиной сменить тему. Она откашлялась.

— Что за спор вы ведете с вашим соседом? Возможно, я смогу, по крайней мере, предложить непредвзятое мнение — хотя бы для того, чтобы возместить самую малую частицу нашего долга вам.

Герцог несколько мгновений изучал ее, перед тем, как снова достать толстую кипу бумаг, которую он убрал в кармашек сбоку экипажа.

— Мой сосед, граф Уаймит, отказывается позволить построить дорогу в самом северном, крошечном углу полей, которые он оставил под паром.

— И?

Он провел рукой по лицу.

— И несколько десятилетий моя семья и все арендаторы Бьюли, так же, как и жители расположенной рядом деревни, должны были проезжать почти двадцать миль, чтобы обогнуть имение Уаймита, чтобы добраться до Кромфордского канала, где останавливаются баржи, которые привозят товары на продажу. И я надеялся…

— На что именно вы надеялись?

— Что ж, в последний раз, когда я навещал здесь моего дядю — незадолго до его смерти — я увидел, что эти места все больше и больше погружаются в уныние. Многие семьи потеряли своих мужчин на войне — а те мужья и сыновья, которые вернулись, лишились своих участков в пользу других.

— Ну и что вы собираетесь делать с этим? — Ее немедленно охватило раскаяние, как только она услышала нотку настойчивости в его голосе. В самом деле, Виктория не могла молчать, когда речь шла о несправедливости.

Джон вздохнул, демонстрируя многотерпение.

— Я собирался рассказать вам. Я запланировал построить большую мельницу на окраине Бьюли. Это будет амбициозный проект, цель которого — создать рабочие места и принести процветание жителям Дербишира. Но нам понадобится право пользования дорогой на чужой земле, чтобы подбодрить других молоть зерно на этой мельнице. Если мы сможем построить дорогу, то расстояние до канала станет ничтожным.

Девушка ощутила внезапную вспышку симпатии к человеку перед ней. Он не был похож на большинство аристократов, которых она знала: всегда в погоне за развлечениями и презирающих занятия коммерцией. Виктория никогда не понимала, почему важные джентльмены и леди с пренебрежением относятся к честному труду и промышленности.

— Почему ваш сосед так сильно ненавидит семью Бофоров?

— Согласно словам графа Уаймита, мой дядя едва не убил его отца двадцать лет назад, когда прежний граф пытался забрать раненую дичь — утку — которую подстрелил на границе своего имения. А если верить моему дяде, который никогда не уставал повторять эту историю до тошноты при каждой возможности, граф нарушил границу в поисках выращенных в Бьюли фазанов и у него были все права выстрелить в него. Мой дядя был, гм, несколько фанатичен насчет охоты и особенно строг с браконьерами. Хвала Господу, что он при этом был плохим стрелком.

— Итак, ваш дядя ранил графа?

— Главным образом, его гордость. По словам аптекаря, который лечил его, граф получил только поверхностную рану на руке, которую даже не потребовалось зашивать. — Герцог покачал головой. — Недавно я послал свои извинения новому графу, но тот их не принял. И когда я выдвинул предложение о покупке крошечного, но очень важного участка земли в одну восьмую акра, чтобы построить дорогу, Уаймит заявил, что скорее отдаст эту землю французам, чем продаст ее Бофору. Я пытался надавить на членов Палаты Лордов, чтобы они использовали свое влияние, но этот человек не желает вести себя разумно.

— Итак, весь этот спор из-за поцарапанной руки и утраченной утки?

— Или фазана. — Он снова покачал головой. — Можете представить, какую сумму я предложил через армию поверенных, чтобы пригладить перышки Уаймиту?

— Не уверена, что хочу узнать об этом.

— Пятнадцать тысяч фунтов.

Что-то застряло в глубине горла Виктории, и она не смогла остановить приступ кашля, одолевший ее. Питер пришел ей на помощь, постучав по спине. Она никак не могла остановиться. Девушка не была уверена, какие эмоции преобладают в ее душе: смущение из-за приступа кашля или потрясение из-за возмутительной суммы, которую назвал герцог. В самом деле, пятнадцать тысяч фунтов могли бы кормить приют в Лондоне почти тридцать лет.

Сквозь слезы Виктория увидела, как Питер уставился на герцога.

— Как вы думаете, вы можете уделить немного, хм, жидкости из той серебряной фляжки, которую вы стараетесь спрятать, ваша светлость? Думаю, что мисс Гиван это может понадобиться.


Глава 3


На протяжении почти пяти дней Джон Варик избегал Викторию Гиван и ее веселую ватагу мальчиков. Это была самая разумная линия поведения. По какой-то абсурдной причине он никак не мог решиться выведать, что же именно скрывалось за характером этой раздражающе влекущей женщины. Мисс Гиван была либо бойкой, но добродетельной юной особой, занимающей шаткое положение в сиротском приюте, либо у нее был таинственный благодетель, который снабдил ее прекрасной обувью и должностью в приюте, без сомнения, для того, чтобы дать выход ее безграничным запасам энергии. В первом случае он отказывался увлекать невинное создание на дорогу падения, а во втором — сама идея о Виктории в постели другого мужчины заставляла герцога испытывать желание выпустить на волю все фамильные черты характера кровожадного Бофора и выследить этого ублюдка.

И поэтому он предпочитал избегать искушения ради обоюдной пользы.

Сделать это было легко, учитывая акры отделанных панелями, позолоченных и богато обставленных комнат, расположенных между ними, и груды документов в его кабинете. О, он играл роль идеального хозяина — заочно. Его экономка доложила, что на самом деле устроила мисс Гиван и мальчикам экскурсию по Бьюли, продлившуюся весь день. Очевидно, у ее юных подопечных особый восторг вызвали сотни кормушек для ланей, а также батальные полотна великих и не очень художников, относящихся к зловещему феодальному происхождению его семьи. Сейчас от этого прошлого остались только высохшие, подвешенные и вставленные в рамку остатки. В ошеломляющем количестве.

Удивительно, но обворожительная молодая леди не сделала ни единой попытки, чтобы привлечь его внимание. Совсем наоборот. Безопасно устроившись в самом восточном крыле Бьюли, она принимала пищу вместе с мальчиками и занимала их время прогулками как внутри, так и снаружи, не показываясь ему на глаза. Джон должен был быть доволен. Но по какой-то странной причине это только раздражало его. Потому что это подтверждало, что он не произвел на нее такого же впечатления, какое Виктория произвела на него — а такое поведение шло вразрез по сравнению с толпами женщин из его прошлого. А если и было что-то, что ненавидел Джон Варик, так это отклонения от нормы в любых их проявлениях.

Что ж, она довольно скоро уедет, и память об этом эпизоде с изысканной зеленоглазой красавицей и далеко не изящными словами, слетавшими с ее роскошных губ, скоро потускнеет. Герцог выполнил свой долг, забрав потрепанное имущество, принадлежавшее их компании, из гостиницы, где кучер почтовой кареты, двигавшейся на север, наконец-то решил оставить их багаж. И в подходящее время он прикажет приготовить один из своих экипажей, чтобы перевезти их в обновленный коттедж в Уоллес-Эбби.

Закрывшись в огромном кабинете, который сейчас принадлежал только ему одному, чтобы шагать взад-вперед, Джон в третий раз за это утро попытался погрузиться в горы проблем, которые ему всегда нравилось распутывать. Если ему не позволили с честью послужить стране собственным телом на войне с французами — его влиятельный дядя запретил это, учитывая будущее положение Джона — то он уже давно пришел к решению послужить соотечественникам своим умом.

Из открытого окна донесся звук, и герцог резко встал и зашагал к нему, чтобы выглянуть наружу. Там была Виктория… она шла от конюшен, ее щеки пылали от физической нагрузки, а поношенная соломенная шляпка висела на черных лентах за ее спиной. Девушка была еще прекраснее, чем в его воспоминаниях.

Странно, что она была одна, а выражение испуга омрачало ее лицо. Приложив ладонь к лицу, она остановилась и вгляделась куда-то вдаль, за пределы английского парка.

Джону было ненавистно видеть, что ей не по себе. Несмотря на шум в голове, больше напоминавший полуночный церковный колокол, предупреждавший о катастрофе, он преодолел расстояние до богато украшенной двери — и все барьеры между ними — чтобы присоединиться к Виктории на лужайке.

— Мисс Гиван?

Девушка резко повернулась к нему лицом. Как он мог забыть, насколько она красива и полна жизни? От воздействия этих сил у герцога перехватило дыхание.

— О, ваша светлость… я имела в виду, о, простите меня. Так приятно видеть вас. — Она потянулась за шляпой и нахлобучила ее обратно на хорошенькую головку, распущенные волосы насыщенного сливового оттенка струились по ее плечам и спине, словно у школьницы. Предположительно, все ее шпильки потерялись, рассыпавшись там и тут по сельской местности.

— Могу я вам помочь? Я заметил вас из окна кабинета, и вы выглядели слишком встревоженной.

— Ну, видите ли… дело в том… кажется, я не могу найти мальчиков и… и… — она закусила губу. — О, Джон… я боюсь, что они заблудились. Они весьма увлеклись своей первой встречей с деревней. И, я признаюсь, что не очень хорошо различаю все эти холмы и долины, и не сомневаюсь, что у мальчиков это получается тоже не слишком хорошо. — Виктория выглядела смущенной. — Все эти поля выглядят одинаково — очень зеленые, слишком красивые, но бесконечные, и совсем, совсем лишенные замечательных указательных столбов, какие есть в городе. О, какая досада — где же они могут быть?

— Успокойтесь. Попытайтесь перевести дух, Вик.

— Как вы только что меня назвали? — Она выглядела охваченной ужасом. — Пожалуйста, не называйте меня так. Вы можете обращаться ко мне по имени — Виктория, если хотите, но никак иначе.

Какого дьявола?

— Пойдемте, я помогу вам найти их. Вы знаете, куда они собирались пойти?

— Я пыталась определить, где озеро. — Между ее бровей появилась крошечная морщинка. — Конюх сказал, что заметил, как они направлялись в ту сторону.

— Идем. — Джон вежливо предложил ей руку.

Девушка уставилась на нее.

— В этом нет необходимости, честное слово. Я вполне способна идти без вашей помощи. Мне просто нужны ваши указания.

— Ну и ну, это впервые. Никогда не думал, что когда-нибудь услышу от вас просьбу указать вам направление. — Его губы слегка искривились в улыбке, перед тем, как они отправились в путь. Герцог осмелился украдкой, уголком глаза, бросить взгляд на ее профиль, пока они шли рядом, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но при этом напряжение, казалось, занимало целый акр[2 - Акр (англ. acre) — земельная мера, применяемая в ряде стран, использующих английскую систему мер (например, в Великобритании, США, Канаде, Австралии и других), равен 4046,86 м


.].

Виктория терзала нижнюю губу и отказывалась поддаваться на провокации и, тем самым, вступать с ним в беседу.

Он обнаружил, что не может остановить себя и перестать подстрекать ее. Джон начал увеличивать ширину своих размашистых шагов, покрывая большее расстояние, чем она. Девушке пришлось увеличить частоту шагов, чтобы оставаться впереди. На полпути к вершине второго длинного холма герцог заметил, что она отстает, и замедлил движение, ужаснувшись своим ребяческим маневрам с целью заставить ее говорить. Возможно, она и в самом деле вне себя от ужаса из-за мальчиков.

А затем Виктория внезапно пробежала мимо него… Нет, она побежала наперегонки с ним к вершине огромного холма.

И Джон начал смеяться — смеяться так, как не смеялся уже два десятилетия. Но это не помешало ему принять ее безмолвный вызов — или обойти ее вскоре после этого.

За дюжину шагов до вершины он замедлил бег до скорости улитки, чтобы позволить Виктории выиграть. Это было по-джентльменски.

Без предупреждения две руки сильно толкнули его сзади в спину. Джон потерял равновесие и приземлился лицом вниз на руки и колени, а затем перекатился и сел.

— Мне так жаль, ваша светлость. Вы споткнулись? Вам нужна моя помощь? Боже мой, возможно, вам стоило бы носить с собой трость. В зрелом возрасте равновесие ухудшается, а кости становятся хрупкими, знаете ли.

Он посмотрел вверх и увидел Викторию на вершине, ее руки лежали на прелестных изгибах стройных бедер, а озорные зеленые глаза были переполнены весельем.

— Вы совершенно правы. Мне следует беречь себя. — Господи, как ему не хватало ее все эти пять дней.

Девушка направилась к нему, полная жизни, и Джон поднял руку, чтобы схватить ее протянутую ладонь.

— А теперь поднимайтесь.

Она сделала ошибку, проигнорировав более выгодное положение герцога, и тот рывком притянул ее вниз, к себе на колени. И обнаружил, что оказался лицом к лицу с самой соблазнительной женщиной во всем христианском мире. Его тело оказалось на тринадцать шагов впереди рассудка, отметив, что маленький круглый зад прижимается к его паху. И внезапно они оба перестали смеяться.

Казалось, что сам воздух стал разреженным, и само время остановилось, пока они смотрели друг на друга. Ее шляпа потерялась где-то на спине, чудесные темно-каштановые волосы обрамляли ее лицо в форме сердечка, и от этого совершенство выглядело близким и доступным.

Джон заставил себя разорвать напряжение, клубившееся внутри и вокруг них, его струи притягивали их друг к другу.

— Что ж, возможно, нам следует…

Его фраза была прервана, когда Виктория внезапно налетела и быстро поцеловала его — всего лишь легчайшее прикосновение ее божественных, роскошных губ к его собственным, перед тем, как она отстранилась. Очевидно, она утратила не только чувство юмора, но еще и мужество. Девушка толкнула его в грудь, чтобы подняться.

Когда он крепче сжал ее руки и не выпустил ее, глаза Виктории расширились.

— Я всегда полагал, что ты никогда не делаешь что-то наполовину, Виктория. — Герцог погладил ее по щеке и прошептал: — Поэтому, ради Бога, не начинай сейчас.

А затем он взял управление в свои руки.

Он собирался лишить ее последних сомнений насчет того, кто главенствует в делах, связанных с эффективными способами взорвать все ее моральные принципы — и его тоже. Все убедительные причины, которые Джон так аккуратно выстраивал, чтобы держать ее на расстоянии, были с легкостью забыты, когда он держал в объятиях эту великолепную, жизнерадостную женщину.

Изогнутая верхняя губа Виктории отвлекала его в экипаже на протяжении нескольких часов, так что он не стал тратить время и познакомился с ее утонченностью, а также и с ее шикарной подружкой внизу. Боже, она была такой сладкой — воплощенная податливая женственность. Не соображая, что он делает, Джон обхватил рукой ее затылок, чтобы удерживать ее, пока он дразнил место соединения ее восхитительных губ. Герцог ощутил, как девушка резко выдохнула от удивления ему в щеку, когда он погрузился глубже. И в этот момент он узнал правду о Виктории Гиван. Она не была обучена искусству поцелуя; без сомнения, она оказалась роскошной, незабываемой, и при этом совершенно невинной сиреной. Никто никогда не целовал ее так интимно, и самец внутри него зарычал при мысли о том, что кто-то еще сумеет даже подумать об этом.

Его не удивило, что Виктория Гиван освоила грешные хитросплетения поцелуя намного быстрее, чем это положено леди. Внезапно ее руки вцепились ему в спину, притягивая ближе. И именно ее деликатный язык начал мучить его… искушая до безумия. Джон углубил поцелуй, первый раз в жизни позволив себе потеряться в женщине, которую держал в объятиях. Не размышляя, он ласкал изгибы ее тела и затвердевшие вершинки ее грудей через тонкое серое платье с высоким воротом. Он растерял почти весь свой знаменитый самоконтроль, проиграл каждую битву с…

С внезапностью весеннего ливня и точно так же вымокнув, Джон вдруг понял, что хватается за воздух.

— Да, что ж… Кажется, — Виктория расправила платье, — искусственное дыхание сработало. Чудесным образом.

— Что? — Он представил себе, как сжимает руками ее роскошную шейку.

— Ис-кусствен-ное дыхание, — повторила она. — Вам ведь еще не требуется слуховой рожок, не так ли?

Он похоронит ее прямо здесь. Заживо.

— Вы упали, разве не помните? Возможно, ваша память тоже стала ухудшаться.

— Виктория, — прорычал он, — так помогите мне… — Или, еще лучше, он станет заниматься с ней любовью так долго и с таким усердием, что она будет не в состоянии выдать еще одно глупое наблюдение… на протяжении целой недели, по крайней мере. Господи Боже. О чем он только думает? Джон с отвращением покачал головой. Ему снова нужно вернуться к рациональным мыслям.

— О, вот и оно, — проговорила девушка, задохнувшись и приподнявшись на цыпочки, указывая на озеро с другой стороны холма. По крайней мере, ее напряженный голос служил доказательством, что она не так невосприимчива, как ей хотелось бы.

— Да, я знаю, — ответил герцог, источая раздражение, после чего неловко поднялся. Про себя он проклял свои бриджи, которые не были предназначены для размещения в них того, что им пришлось разместить.

Виктория прошла совсем короткое расстояние до огромной водной глади. Он приблизился к ней сзади и был рад, по крайней мере, тому, что она не обернулась. Джон не был уверен, все ли еще ему хочется обхватить руками ее горло и задушить девушку, или соблазнить ее, чтобы в ее теле не осталось ни капли проклятой невинности. Боже, в кого он превратился?

Совсем по-женски, она притворилась, что не замечает его раздражения, пока разглядывала отдаленный противоположный берег озера.

— Возможно, они в маленькой хижине вон там, — сказала Виктория, спокойно, как ни в чем не бывало, показывая на близлежащее грубое строение. — Конюх говорил, что вчера егерь предложил показать им, как нужно стрелять. Это его жилище, не так ли? — Ее глаза не встречались с его взглядом.

— Да, — процедил он сквозь зубы, его чресла все еще ныли.

— Я сейчас вернусь.

Теперь у него было время, за которое любой приличный человек сумеет обрести здравомыслие и силу воли. Герцог слегка наклонился и подобрал несколько плоских камешков. Он отправил их скакать по гладкой, как стекло, поверхности озера и снова выругался. За прошлую неделю он произнес больше проклятий, чем за всю остальную жизнь.


Виктория не зря провела так много лет среди мальчиков, чтобы в точности не догадаться о намерениях Джона Варика. И ее предостерегали, а она сама повторяла это предостережение дюжинам, нет, сотням девочек. Ей следовало быть более осмотрительной. Девушка вздохнула.

Господи, это было таким волнующим — более возбуждающим, чем все, что она могла когда-либо себе представить. О, он вызвал к жизни именно то, что должно было пребывать в спячке у женщины ее сословия. Джон разбудил страсть где-то глубоко внутри нее.

Что ж, вот что происходит с женщинами, которые несерьезно относятся к желанию. Она хотела испытать, что такое поцелуй мужчины, и на этот раз ее желание было удовлетворено.

Виктория ускорила шаг, направляясь к полускрытой хижине, мечтая о том, чтобы ее мысли пришли в норму, пока искушение не взяло над нею верх. Но, в самом деле, почему она так отчаянно старается преодолеть его? Ее добродетель имела такое же значение, как и крапинки на перьях курицы-несушки. Девушка начала сильнее топать по земле, продолжая двигаться вперед. Ни одного человека даже не заинтересует, что станет делать со своей жизнью старая дева, учительница в приюте. Все это было просто бессмысленно, ей-богу. За исключением ее самой. Она будет знать об этом.

Но Викторию всегда приводила в отчаяние мысль о том, что она сойдет в могилу невинной старой девой. Она сможет всю жизнь нести этот крест, когда останется старой девой. Но стоит ли ей страдать еще и из-за того, что она останется девственницей? Неужели она так никогда и не узнает, каково это — стать женщиной в интимном смысле слова?

Она послушно возносила молитвы каждое утро, вечер и перед каждым унылым принятием пищи, которые ей приходилось терпеть. И с тех пор, как ей исполнилось тридцать лет в прошлом году, Виктория молилась об одной возможности — всего одной — чтобы понять, как это бывает, когда тебя обнимают, ласкают… ну, и чтобы в ответ совершить такие же действия по отношению к мужчине, который очарует ее.

Именно то, о чем она мечтала, было сейчас перед ней, но девушка отчаянно сражалась, чтобы противостоять этому. И по какой причине? Он, Жених Века, был последним человеком, который разоблачил бы порочную слабость ее характера. О, что же с ней не так?

Пока Виктория шагала к цели, она вдруг ощутила, как что-то слегка укололо ее, задев нежную кожу чуть выше лодыжки. Она протянула руку вниз, чтобы отцепить платье от колючего куста, за который, несомненно, оно зацепилось.

— Ой! — девушка отпрыгнула назад, когда хвост большой змеи скользнул под опавшие листья, пролежавшие на земле всю зиму. Отбежав на много футов от ужасного создания, она изучила свою ногу. Тонкий чулок сполз до полуботинка — опоясывающая бедро лента, очевидно, проиграла борьбу с гравитацией где-то во время гонки с герцогом, или, более вероятно, когда Виктория проиграла борьбу с собой, чтобы держаться подальше от него.

Две ранки портили кожу как раз над полуботинком и сбившимся с пути чулком. Эта злобное пресмыкающееся укусило ее. Конечно.

— Эй… с вами все в порядке?

Она подняла голову и обнаружила, что Джон стоит рядом. Немедленно опустив подол сорочки и платья, девушка встала и ощутила головокружение.

— Это шип? Послушайте, дайте мне взглянуть. — Он присел на корточки и потянулся к ее ботинку.

Виктория была так ошеломлена, что позволила ему сделать это.

— Я… я думаю, что это была змея. На самом деле, я знаю, что это была змея.

В мгновение ока герцог отнес ее в хижину егеря, и она ощутила себя какой-то глупой, неправдоподобной девицей, попавшей в беду, сошедшей прямо со страниц «Кентерберийских рассказов». Это было вовсе не так волнующе, как она всегда мечтала, особенно когда Джон резко бросил ее на примитивную кровать и отбросил в сторону ее юбки, чтобы рассмотреть ее голень.

— Не двигайтесь, — отрывисто произнес он, что вовсе не походило на тех героев, о которых она вздыхала. — Как выглядела эта змея?

Комната кружилась, ее взгляд затуманивался перед реальностью крови на ее ноге.

— Я видела ее не слишком отчетливо. — Черт подери, ее кожа просто пылала от боли. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Виктория по-настоящему, безусловно, абсолютно ненавидела все, что было связано с природой. — Вроде темно-бежевого цвета. Очень, очень длинная… И с темным узором.

Его лицо стало мертвенно-бледным.

— С узором? С каким именно?

Ее желудок перевернулся вверх дном, и Викторию охватило самое ужасное, тошнотворное предчувствие.

— Думаю, что она была покрыта пятнами… Или, может быть, это были маленькие темные ромбы? В самом деле, я не знаю. Она быстро исчезла. — Девушка невольно вздрогнула.

Джон уставился на нее, лицо его застыло, а глаза стали суровыми. Она никогда не видела его таким суровым. Только сейчас он начал что-то искать в своих карманах.

— Я слышал только об одном экземпляре неядовитых змей, которые кусаются, — пробормотал он. — Но для этого их нужно по-настоящему спровоцировать.

— Думаю, что я наступила на нее. Это достаточная провокация? — Виктория никуда не годным образом старалась замаскировать комок страха, разрастающийся у нее в животе. — Что вы делаете?

Герцог вытащил маленький карманный нож и раскрыл его, показав крошечное, но опасное на вид лезвие.

Она, не вставая, попятилась, пока не добралась до конца кровати.

— Я же просил вас не двигаться. Виктория, делайте, как я говорю. Послушайте, я обещаю, что никогда за всю вашу жизнь больше не заставлю вас делать ни единой проклятой вещи, — тихо проговорил он, что совершенно не вязалось с непререкаемым авторитетом, отражавшимся на его лице. Что бы герцог ни задумал, он собирается сделать это — с или без ее согласия. Девушка решила, что первое будет менее болезненным, так что опустила ногу, чтобы он мог осмотреть ее.

Когда она увидела блеск ножа, то изо всех сил зажмурилась.

Два резких удара острой боли пронзили ее, и Виктория выкрикнула мерзкое ругательство, но осталась неподвижной.

— Хорошая девочка, — сквозь зубы выговорил Джон.

Теплое давление заменило жестокий нож, и она снова открыла глаза, чтобы увидеть, как его темная голова накрывает ее ногу. Боже, он целует ее ногу. Боже мой… Виктория подумала, что может упасть в обморок.

А затем она ощутила, как герцог изо всех сил сосет открытую рану.

— О, пожалуйста, перестаньте… — простонала она, ее нога запульсировала.

Джон отвернулся, и Виктория услышала, как он сплюнул на земляной пол.

— Тише, — едва слышно произнес он, перед тем, как вернуться к своей работе.

В конце концов, это не так уж и страшно, решила она, ее голова кружилась словно вокруг какой-то невидимой оси. Как только пульсация прекратилась, и онемение опустилось на ее плоть, словно теплое одеяло, ее мозг осознал весь ужас сложившейся ситуации. Джон успешно высасывал яд, пока она не начала волноваться, что ему самому станет плохо.

Наконец он оторвал рот от ее ноги, прикрыл область раны от ее взгляда. Вытащив носовой платок, герцог обернул его вокруг ее лодыжки и заправил концы под повязку.

— Вот так.

Затем он посмотрел на Викторию, лицо его ничего не выражало, а глаза словно остекленели.

— Держи. — Он сунул руку за отворот сюртука и вытащил свою изысканно украшенную фляжку с величественным гербом, выгравированным на ее серебряном боке.

И вот тогда она увидела это. Когда он протянул ей фляжку, его рука всего лишь слегка, но дрожала.

Господи. Она скоро умрет, и Джон знает об этом. Она умрет из-за того, что топала по якобы безобидной сельской местности. После всех этих лет, когда проходила мимо так называемых смертельных опасностей, располагающихся в городе за пределами Мэйфера.

Виктория за всю свою жизнь не выпила ни капли спиртного. Она схватила фляжку, которую он ей предложил, и без угрызений совести, сделала большой и долгий глоток — который оказался вовсе не таким большим и длинным, как ей хотелось бы. Ее горло словно объяло огнем, и она раскашлялась сквозь это адское пламя. И выпила еще немного бренди.

— Виктория, — прошептал герцог, отчаяние пронизывало его слова. — Этого достаточно.

— Тогда выпей ты, — проговорила она, пытаясь продемонстрировать фальшивую храбрость.

— Теперь ты хочешь, чтобы я выпил?

— Это же поминки, верно? Вот почему ты предложил мне бренди, не так ли?

Он не рассмеялся, что послужило для нее причиной еще больше испугаться. Джон поставил фляжку на стол вне пределов ее досягаемости и украдкой посмотрел на ее обмотанную платком ногу. Ее лодыжка и голень пульсировали от ощущения сотен покалывающих булавок и иголок.

— Ну, полно. Ты просто расстроена. И нет, я отказался от спиртных напитков. Разве ты не говорила, что они плохо влияют на мою подагру? — Эта вынужденная шутка, слетевшая с его губ, совершенно не вязалась с мрачным выражением его лица, и в этот момент девушка узнала, без малейшего сомнения, что ее жизнь кончена.

— О… Джон, — снова прошептала она, ее мозг размягчился от бренди. А затем она не смогла остановить слова, которые гарантированно выставили ее дурочкой. — Я не должна умереть так рано.

— Виктория…

— Все должно было произойти совсем не так. Я должна была прожить длинную, унылую жизнь, и стать седой старой девой после того, как выращу сотни подкидышей. И они прибили бы табличку в часовне в мою честь. — Она ощутила себя словно в бреду и торопливо продолжила: — О, я сожалею о многих вещах. Но хуже всего то, что я никогда не испытала… — Она резко замолчала, ее унижение достигло высшей точки.

— Не испытала чего?

— Ничего. Совсем ничего. — Если бы она могла покраснеть еще сильнее, то из ее вен начал бы извергаться огонь.

— Скажи мне.

— Я умру… Ну, ты знаешь…

Джон заморгал.


— Милая, — произнес он, — не говори чепухи…

— Чепухи? Думаю, что у меня есть право говорить что хочу, и поступать, как хочу, когда я умираю. Была ли эта кобра, которая только что укусила меня, ядовитой или нет?

— В Англии нет кобр — только змеи — по большей части, песчаные змеи.

— Не смей менять тему разговора, Джон. Так меня только что укусила или не укусила смертельно ядовитая змея?

— Возможно. — Будет лучше, если она не будет знать, к каким выводам он пришел. Если эта змея была взрослой гадюкой, что было наиболее вероятно, то герцог никогда не откроет ей, каким мучительным и фатальным может быть этот укус.

— А ты только что высасывал или не высасывал яд?

— Возможно, — неохотно ответил он.

— А какие змеи в Англии являются ядовитыми?

— Те, что предпочитают тенистые, поросшие лесом места — Vipera berus.

Виктория, казалось, была шокирована, ее лицо и руки побелели и стали влажными.

— То, что я провела всю свою жизнь в приюте, не означает, что я не могу расшифровать латынь. О Боже, Vipera означает гадюка, — простонала она.

— Послушай, не стоит торопиться с выводами. Песчаная змея обычно пятнистая.

— Дай я угадаю, — проговорила она, ее значки неестественно расширились. — А у гадюки на спине узор из темных ромбов.

— Послушай, есть возможность, что ты можешь ненадолго заболеть, но по всем причинам стоит предположить, что ты поправишься. Ты молода, и полна сил, и… — От его слов на лице девушки проступило еще больше беспокойства, так что Джон схватил ее в свои объятия, и она наконец-то дала волю слезам, медленно собиравшимся в ее стекленеющих глазах. Он мысленно помолился о том, чтобы последние произнесенные им слова оказались истинной правдой. И при этом он понадеялся, что его горло болит от напряжения, а не от яда.

Герцог наклонился и поцеловал ее висок, а потом мокрые щеки, а после ее… Господи, всеми фибрами души ему хотелось осушить эти слезы. Он сделал бы все, что угодно, чтобы прогнать ужас этого момента. Ему хотелось утешить Викторию, заверить, что хотя бы раз в жизни о ней заботятся.

— О, пожалуйста, Джон… — прошептала она, вздрагивая. — Ляг рядом со мной. Поцелуй меня. Обними меня.

Он точно знал, о чем она просила, и то, что он точно не мог этого сделать. Больше всего в своей жизни — организованной, упорядоченной, тщательно выстроенной для того, чтобы дистанцироваться от любой чертовски коварной, достигшей брачного возраста женщины в Англии, жизни — Джон хотел предложить ей быстрое физическое утешение. Однако Виктория ничего не знала о том, что просила.

Боже. А ведь она на самом деле может умереть. Или нет. В любом случае, эта крошечная хижина посреди леса была последним местом, где он лишил бы девственности женщину, которую хотел бы видеть в качестве будущей герцогини Бофор — если она сможет пережить еще один день и одну ночь.

Герцог покачал головой, чтобы прочистить ее. О чем он только думает? Иисусе, кого он пытается обмануть? Прямо здесь, прямо сейчас, не важно, умирает она или нет, но ему придется перестать уклоняться от одного важнейшего факта.

Он обожает Викторию. Не может держаться от нее подальше, не важно, с каким трудом он пытался этого добиться. Она может быть самой дерзкой особой женского пола во всем мироздании, но дьявол, в этом было определенное очарование, потому что до сих пор ни один живой мужчина или женщина не осмеливались даже думать, что могут управлять им.

Все еще стоя на коленях рядом с девушкой, Джон прижался лбом к ее лбу. Где-то в промежутке времени от двух часов до двух недель он либо похоронит ее, либо женится на ней. Каждый из вариантов казался лучше того, чтобы держаться на расстоянии от этой пылкой женщины и даже от батальона ее мальчишек, вторгнувшихся в его благородные владения.

Джон подавил стон. Господи, он даст ей все, о чем она никогда не просила… и даже больше. Намного больше. Он даст Виктории свое имя, что, как он предполагал раньше, никогда не смог бы сделать, предварительно не потратив несколько лет на тщательные размышления и на еще более усердные консультации с кучей поверенных.

Но герцог не осмеливался дать ей то, о чем она просила сейчас. Однако он может дать ей попробовать вкус того, что произойдет после — если девушка переживет этот проклятый день. Эта идея состояла из пяти частей отчаяния и одной части страсти. Он помолился о том, чтобы его тело подчинилось рассудку.

Джон ладонью обхватил ее голову и проложил вниз дорожку поцелуев по ее лихорадочным щекам. Прерывистый вздох Виктории застрял у нее в горле, когда он доблестно попытался прогнать ее страхи поцелуем, задуманным, чтоб очаровать ее. Медленный поцелуй, медленное поглаживание по внутренней стороне ее руки, и вниз, к округлой, идеальной формы груди.

Она была так чертовски податлива. После нескольких долгих минут ее очевидная паника слегка улеглась, и он сражался с первой искрой желания, вспыхнувшей между ними.

— О, Джон, поторопись. Я чувствую, что теряю сознание — мне так жарко, так холодно. Меня знобит…

Должно быть, она близка к бредовому состоянию.

— Лучше не торопить развитие событий, — прошептал герцог.

— Но если мы не поторопимся, — задыхаясь, выговорила она, — то я могу никогда не испытать этого.

Он не знал, плакать ему или смеяться. Вместо этого он пробрался с поцелуями под высокий ворот ее платья, расстегивая пуговицы, расположенные на лифе. Он щедро поделится с ней еще одной небольшой порцией удовольствия, перед большим отступлением. Когда Джон коснулся ртом вершинки кораллового цвета, которая день и ночь осаждала его мысли, то Виктория немедленно застонала. Ее возбуждение привело его на грань безумия, и он неосознанно задрал юбки ее платья вверх, выше ее стройных бедер.


Без сомнения, она умирает. Голова Виктории кружилась, и она смутно подумала, что это из-за яда или из-за бренди, которое она выпила — вероятнее, из-за того и другого. И все, о чем она могла с мрачным юмором рассуждать — так это о том, что это просто замечательный способ умереть, даже если и не вполне почтенный. Скорее всего, это сможет даже перевесить целую жизнь, проведенную в благочестии.

Но оно того стоило.

Она едва могла дышать, когда бросила взгляд из-под полуприкрытых век и увидела, что его губы обхватили чувствительный кончик ее груди. Рот Джона потянул за ее плоть, и ее тело выгнулось ему навстречу. Томление… и что-то еще спиралью разворачивалось внутри нее, когда она гладила его темные волосы. Ей бы очень хотелось иметь ребенка с таким же длинными, черными ресницами и волосами цвета воронового крыла, как у него. А его глаза имели такой насыщенный голубой оттенок, что напомнили Виктории о засахаренных фиалках в запретных пекарнях ее детства.

И внезапно губы герцога переместились обратно к ее шее, его проворные пальцы закрыли ее обнаженную грудь краем платья. Он шептал всевозможные чудесные слова, предназначенные для того, чтобы утешить ее. Господи, да он отступает.

— Джон, я клянусь, что если ты сейчас остановишься, то я никогда, никогда не прощу тебя, — прошептала девушка.

— Виктория, — простонал он, обхватив ладонями ее лицо. — Ты не понимаешь. — Он приложил пальцы к ее губам, когда она попыталась возразить. — Я не хочу еще больше травмировать тебя. И должны быть произнесены определенные слова. Я настаиваю на том, чтобы мы…

— Не смей больше ничего говорить. — Она потянула за его шейный платок, пока Джону не пришлось лечь поверх нее на маленькую кровать. Ощущение от прикосновения его сюртука и чересчур накрахмаленной рубашки к ее груди было невыносимо эротичным. А затем девушка внезапно заметила, что, как она и просила, герцог перестал говорить. Выражение его лица сделалось примитивным и суровым — сугубо мужским. Он выглядел, как человек, последняя унция самоконтроля которого балансировала на краю обрыва — а затем сорвалась с него, когда он наклонился, чтобы снова завладеть губами Виктории.

Туман страсти на мгновение отступил, когда девушка осознала, что он слегка приподнялся, и что шуршащий звук означал, что он расстегивает бриджи. Все мысли о цветах и ресницах, и о детях, которых она никогда не увидит, вылетели у нее из головы. Джон навис над нею, и она инстинктивно раздвинула ноги, чтобы его тело смогло поместиться там. О, это было бы невыносимо неловким, если бы не было таким шокирующе простым и правильным… как и задумано природой. Словно сама судьба предопределила, что Виктория свяжет свои тело и душу с его телом и душой в этот самый день.

Ее тело жаждало прижаться к нему как можно теснее. Но как раз в тот момент, когда Виктория думала, что умрет от желания прикоснуться к нему, от потребности овладеть его тайной, герцог остановился. Снова.

Она открыла глаза, чтобы увидеть, как в его потемневших сейчас глазах отражается чувство вины. Девушка заговорила до того, как смогла даже подумать.

— Поможет ли тебе, если я скажу, что заранее прощаю тебя? Или, может быть, тебя подстегнет толика злости? Только подумай о заголовках… Жених Века — ЖЕНИТСЯ!

— Виктория… — прохрипел он. — Ты самая поразительная… докучливая… неотразимая женщина.

— Такие комплименты. Эти слова мечтает услышать любая леди…

Джон прервал ее, прижавшись ртом к ее губам. А потом его поцелуй стал таким всепоглощающим, что ее мысли спутались, и она потеряла над собой контроль.

А затем мысли исчезли, когда он скользнул чуть ниже, устроившись в развилке ее бедер, ткань его бриджей слегка натирала нежную кожу на внутренней стороне бедер Виктории.

А потом он медленно изогнул бедра. Это было самое странное, самое интимное ощущение — как будто все тело Джона целовало ее тело, обтекало контуры ее тела — заполняя ее в том месте, в котором именно он должен был быть первым.

И прежде, чем она смогла постичь значимость того, что произошло, он начал нежно покачиваться, и она словно расплавилась, превратившись в жидкость.

— Держись за меня, милая, — прошептал герцог ей на ушко. — Крепче. — И на этот раз она послушалась его, буквально выполнив его пожелания.


Внезапно Викторию пронзила боль и ее плоть запульсировала.

Он замер в неподвижности.

— Подожди немного, — простонал герцог. Он был глубоко внутри нее, эта его часть подрагивала в такт биению ее сердца.

Девушка отметила, что его рука гладит ее волосы, и медленно почти примитивное желание придвинуться к нему еще ближе — приблизиться, а затем отступить — охватило ее. Ее пальцы снова впились в выпуклые мускулы на его спине.

По ее сигналу, Джон продолжил нежные, но все усиливающиеся по мощности толчки, выполняя все ее темные, как ночь, полеты фантазии. А потом мысли покинули ее, когда она разлетелась на тысячи звезд, похожих на те, что бывают на небе весенней ночью. Он погрузился в нее еще глубже, чем она думала это возможно, а затем вздохнул и замер, его сердце билось всего лишь в нескольких дюймах от ее собственного.

Полуденная жара, бренди и яд наслоились друг на друга в ее сознании. Вскоре за ними последовала и неизбежная вина из-за того, что Виктория только что заставила его сделать, и она сдалась перед размахом этих происшествий.


Когда Джон осторожно перекатил ее на бок и принял в свои объятия, то отчаянно надеялся, что сумел дать ей часть наслаждения и прогнал прочь самые темные страхи, по крайней мере, на несколько минут. Боже, он же поклялся, что не сделает этого. Вот чего стоит его хваленая дисциплина. Последние признаки его самоконтроля исчезли перед лицом ее очаровательно пылкого желания. Виктория, с ее трогательной демонстрацией напускной храбрости и невинностью разбудила в нем такую отчаянную потребность, о которой он даже не подозревал. Она была такой же жизненно важной для него, как и воздух, которым он дышал.

Герцог посмотрел вниз и увидел, что девушка лежит без сознания, ее лицо стало бледным и неподвижным. Ее дыхание зловещим образом прервалось, и боль, острее которой не бывает, появилась в той части его тела, которая, насколько он полагал, не могла болеть — в его сердце. Ах… несомненно, оно разрывается на части.

Виктория резко вдохнула и попыталась втянуть еще одну порцию воздуха внутри себя. Она цеплялась за жизнь так же отважно, как и прожила ее.

Господи… он ощущал себя таким же убогим и древним, как она неоднократно вышучивала его.

Едва слышный вздох послышался от нее. И затем еще один, который, казалось, бесконечно звучал и вибрировал. Предсмертный хрип…

Громкий храп разорвал воздух.

Джон закусил губу, глядя на грубые балки, перекрещивающиеся на потолке. Ради всего святого. Когда это он превратился в такого мелодраматичного идиота? О, он знал ответ… Это произошло в точности в ту минуту, когда он встретил невозможное, но при этом совершенное создание, которое храпело сейчас перед ним так же громко, как и весящий две тонны портовый грузчик после встречи с парой бочонков плохо перегнанного виски.


Глава 4


Виктория никогда, никогда не была так унижена. В самом деле, она, по сути, умоляла герцога Бофора заняться с ней любовью. Так что она поступила так, как это сделала бы любая разумная женщина. Она отказывалась видеть его в течение трех дней.

Поначалу Джон лично приходил к двери ее спальни в Бьюли — каждые три часа, словно заведенный. За одним основательным ударом в дверь следовали десять секунд молчания. Затем раздавался его голос, сначала наполненный беспокойством, потом — отчаянием, а еще позже — прохладным смирением.

Добродушная горничная объяснила ей, что произошло. Мальчики и герцог сопроводили мисс Гиван от озера, после того, как нашли ее там. Разве она не помнит, как споткнулась о ветку упавшего дерева? Как ударилась головой и потеряла сознание? И о том, как ужасно у нее болела голова?

Ох, ну ладно, вот это она как раз помнила. На самом деле Виктория вспомнила все, до мельчайших деталей, обстоятельства их свидания — до тех пор, пока она не погрузилась в уютные объятия пьяного забвения.

Так вот как герцог скрыл правду. Очевидно, он состряпал главную историю, а затем нашел мальчиков, чтобы обеспечить дополнительную поддержку ради благопристойности, пока нес ее обратно в дом.

В данный момент ее достоинство находилось настолько далеко от нее, что девушка сомневалась в том, что ей когда-либо удастся вновь обрести его, даже в самом малом количестве. Это причиняло ей почти такую же сильную боль, как и то, что она отдала свою добродетель мужчине, от которого больше всего на свете стремилась скрыть путаницу нежных чувств, обвившихся вокруг ее сердца.

Ей потребуется целое столетие, прежде чем она сможет встретиться с ним. Ей, которой недавно удавалось гордиться своим умением разыгрывать равнодушную героиню.

И так это продолжалось на протяжении трех дней. Виктория втайне надеялась, что он взломает дверь в середине ночи, несмотря на тот факт, что двое лакеев и одна горничная располагались возле двери по ее просьбе.

После первого дня, записки, в отличие от его персоны, прибывали с каждым подносом с едой. Она возвращала их нераспечатанными.

Виктория проводила время в раздумьях, а иногда пряталась за шелковыми портьерами, обрамлявшими высокие окна в ее комнате. Часто она смотрела на то, как Джон играет на улице с мальчиками в разные игры. Сначала он учил их сбивать кегли, улучшая их прицел и показывая, как попадать в них тяжелым шаром. Затем они перешли к лапте. Герцог с видом знатока размахивал тяжелой, странной формы битой. Конечно же, он делал это перед ее окном. Время от времени он поворачивал голову в сторону ее комнаты, и девушка устремлялась обратно в тень, словно жалкая мышь, в которую она превратилась.

И все же она знала, что долго это не продлится. В угрюмый полдень, когда она в пятый раз попыталась погрузиться в чтение «Кентерберийских рассказов», единственной книги, которая никогда не переставала завораживать ее — до этого момента, Виктория услышала звук шагов, словно несколько человек направились прочь, а затем — щелчок замка, эхом отозвавшийся от двери. Она затаила дыхание.

Джон сделал несколько шагов вперед, и сразу показалось, что весь воздух испарился из комнаты. Кажется, на этот раз он забыл, что ему следовало закрыть за собой дверь, раз он, очевидно, отослал всю армию слуг. Он вернулся, закрыл дверь, а затем сократил расстояние между ними. В трех футах от ее кровати он остановился и пристально посмотрел на нее.

— Как ты себя чувствуешь? — На его лбу появились крошечные морщинки.

— Мне намного лучше, — прошептала Виктория, а затем уставилась на свои руки, которые с трудом заставила оставаться неподвижными.

— Виктория… — начал герцог.

— Нет, — прервала она. — Не говори этого.

— Что, по твоему мнению, я собирался сказать?

— То, на что ты намекал, когда мы были в той отвратительной маленькой хижине, и я притворялась, что умираю. Помнишь, в том самом месте, где я набралась по самые жабры и заставила тебя… сделать со мной то, что ты хотел. — Внезапно вид тесно переплетенных пальцев начал расплываться перед ее глазами.

— В действительности, я думаю, что это ты сделала со мной то, что хотела, Вик, — проговорил он с иронией в голосе.

— Я же говорила тебе не называть меня так.

— Ну хорошо, Виктория. Врач лично сообщил мне о том, что ты полностью поправилась — по крайней мере, телом, если не душой. — Он стоял в напряженной позе. — Я сожалею больше, чем могу выразить, что тебе пришлось вынести весь этот ужас со змеей, которая, оглядываясь назад, оказалась, вполне очевидно, песчаной змеей и…

— И что?

— И мне жаль, что я причинил тебе боль. — Казалось, герцог едва смог вымолвить последние слова. — Я сожалею, что предложил тебе бренди. Сожалею, что я…

— Что? Последовал моим указаниям?

— Нет. Ты совершенно не виновата в том, что произошло. Но теперь мы должны поступить разумно. Я не хочу спорить с тобой. Видишь ли… мы должны пожениться. Я хочу жениться на тебе сразу же. Я уже приказал приготовить экипаж, в котором мы сегодня отправимся обратно в город — с горничной, которая тебе понравилась — с миссис Конлан.

О, это было еще хуже, чем Виктория представляла себе. Джон притворялся. При этом он выражался бессвязно, вполне очевидно, пораженный тем, как требовала поступить его честь джентльмена.

— Знаешь, — прервала она, — я, наверное, должна позволить тебе сделать это, хотя бы для того, чтобы преподать тебе урок.

Он застыл, как вкопанный.

— На что именно ты намекаешь?

— Я имею в виду: на самом деле, зачем разрушать только одну жизнь, когда так же легко можно разрушить две?

Гнев затопил обычно бесстрастное лицо герцога.

— И это твой ответ?

Девушка продолжала, словно не слышала его слов.

— Но я обнаружила, что не могу это сделать. Да, я решила, что скорее проведу остаток жизни, обучая сирот, чем буду ухаживать за твоим слабеющим здоровьем.

— Виктория… — Тон его голоса был угрожающим и низким. — Помоги мне, Боже…

— Он тебе не поможет, уверяю тебя. Я установила, что Он покидает меня во всех критических ситуациях. Полагаю, это все из-за полного и явного недостатка у меня принципов перед лицом искушения… о, какая от этого польза? Послушай, мне очень жаль, что я соблазнила тебя помимо твоей воли.

Джон начал быстрее произносить слова.

— Скажи мне сейчас, прямо в лицо. Ты произносишь все эти глупые речи, чтобы отпугнуть меня? Виктория… неужели твое сердце принадлежит другому?

Она ответила даже без паузы.

— Да. — Но не смогла удержаться и отвела взгляд от его лица.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты — самая худшая лгунья из всех, что досаждают христианскому миру? А теперь, кто, черт бы его побрал, дал тебе эти смешные ботиночки? Это тот, кто зовет тебя «Вик»?

— О, умоляю вас, ваша светлость! Я же незнатного происхождения. Я могу быть отродьем проститутки с Ковент-Гардена и пьяного сводника, насколько вы знаете.

— На самом деле я догадываюсь, что твоим отцом был армейский капитан, а матушкой — чопорная, но соблазнительная школьная учительница, учитывая твою привычку вести себя так очаровательно по-диктаторски.

Девушка вздрогнула. Конечно же, она точно знала, кем были ее родители, а герцог оказался на полпути ближе к истине, чем сам об этом знал. Когда она стала учительницей и получила доступ к не подлежащим огласке сведениям приюта, то первым делом она начала искать там ключи к разгадке.

Ее отец, по-видимому, был одним из громадной волны моряков в Королевском Флоте — капитан Гиван. В своих мечтах Виктория воображала его грозным офицером, который плюет под ноги давнему врагу, умирая благородной смертью.

Она выпытала детали о своей матери у пожилой экономки в приюте. Миссис Кейн все еще помнила тот день, когда испуганная юная горничная пыталась занести малютку Викторию в вестибюль с почти неразборчивым прошением, подписанным миссис Гиван. Экономка объяснила горничной, что младенцев нельзя просто так оставлять, без формального осмотра и одобрения вышестоящего начальства. Девушка молча вышла, но через несколько минут миссис Кейн обнаружила девятимесячную Викторию, которую прислонили к воротам дома вместе с прошением. Никаких следов юной горничной или миссис Гиван найдено не было, так что Викторию поглотила беспорядочная система приюта для сирот.

Прошение, написанное на почти прозрачной бумаге, сообщало о том, что миссис Гиван — единственная дочь и родственница покойного викария. Умирая от чахотки, мать Виктории оставила свое дитя и прошение, вместе с медной пуговицей — памятным подарком от отца Виктории, который недавно погиб в море на службе у Его Величества. Записи, которые девушка обнаружила в канцелярии Королевского флота, погасили последнюю надежду на то, что ей когда-то удастся найти родственников. Капитан Чарльз Гиван жил и умер без единой родственной связи, внесенной в его документы.

— Что творится в твоей голове? — Голос Джона был тихим, выражение его лица — зловеще спокойным, но он отказывался ждать ответа. — Виктория, собирай свои вещи. Мы уезжаем сегодня днем. Если погода продержится, то мы сможем добраться до Лондона завтра… сможем получить специальное разрешение к…

— Ты совершенно прав. А после того, как мы поженимся, сможем ли мы дать бал в лондонском особняке Бофоров? Я уверена, что все твои друзья из Палаты Лордов будут наслаждаться выпавшей им честью — кланяться и расшаркиваться передо мной. А сплетницы будут просто задыхаться от желания услышать все подробности того, как ЖЕНИХ ВЕКА попал в сети к НИЧТОЖЕСТВУ, черт бы ее побрал, которую нашел на деревенской дороге!

— Ты совершенно права, — ответил он, не тронувшись с места. — Это будет неприятное занятие.

Джон выдержал ее взрыв негодования с той же самой расчетливой тактикой, которой воспользовался, когда они встретились впервые. Единственная разница заключалась в том, что теперь она знала, как отплатить ему тем же.

— Мальчики сообщили мне, что коттедж в Уоллес-Эбби полностью отремонтирован, — холодно проговорила Виктория. — Мы оставим ваше покровительство этим днем. Я собиралась подождать до завтра, но обнаружила, что так может быть лучше…

— Трусишка, — прошептал он.

— Прошу прощения?

— Ты слышала, что я сказал.

— Послушай, я освобождаю тебя от любых обязательств, которые налагает на тебя джентльменское поведение. Уверяю, что не нахожу приемлемой ни одну из твоих идей. — Она фыркнула.

— Виктория, послушай меня. Ты совершаешь ужасную ошибку. Ведь ты вполне можешь обнаружить, что у тебя будет ребенок. Несомненно, ты обдумала все последствия. Я не думал, что должен напоминать тебе об этом.

— Я провела не один десяток лет, глядя в несчастные глаза тех, кого некоторые люди — вашего класса — называют физическим свидетельством греха. Уверяю тебя, я точно знаю, что могло произойти. Если я обнаружу, что оказалась в положении, то тогда я найду безвестный уголок Англии, и ты заплатишь за то, чтобы о нас заботились, что составит ничтожную сумму. Повсюду полно вдов военных, и я сыграю такую же роль. Ребенок и я — мы будем совершенно счастливы. В любом случае, ты воссоединишься со своей семьей — со своим кругом, а я останусь в своем — в конечном счете — в приюте, или, если заставит судьба, где-то далеко от всех, кто будет знать правду. Но чего я не собираюсь делать — так это уступать твоим желаниям, которые могут привести только к тому, что мы каждый день станем подвергаться медленной пытке, вспоминая о безрассудстве этого момента.

Она ранила его так эффективно, как только осмелилась. Виктория могла видеть это в его глазах. Но на самом деле, чего же он ожидал?

— Виктория… если ты полагаешь, хотя бы на минуту, что я позволю тебе спрятаться в каком-то забытом Богом уголке, когда ты обнаружишь, что носишь моего ребенка, то ты просто не знаешь меня. И хотя я хотел скрыть это от тебя, теперь я понимаю, что должен рассказать тебе всю правду. Ты знаешь, что разговариваешь во сне?

Холодок беспокойства пробежал по ее позвоночнику.

— Что ж, мне жаль сообщать тебе, что это так, и среди слуг пошли кривотолки, пока я не положил этому конец. От твоей репутации останутся одни клочья, если мы не поженимся. — Джон замолчал, а затем заговорил нежнее. — А теперь послушай, я сожалею, что идея со свадьбой так отвратительна тебе, но она состоится. Боже, женщина! Мне вовсе не следовало позволять тебе взвинчивать себя так долго. Итак, я не стану заставлять тебя уезжать сегодня, но я ожидаю, что ты примиришься с печальным фактом нашего предстоящего венчания к тому времени, когда мы отправимся на рассвете. Завтра. Я не стану откладывать поездку снова. — Он повернулся на каблуках и вышел за дверь, не оглянувшись.

Виктория бросилась к двери после того, как она закрылась, только чтобы услышать, как герцог рявкнул на слуг, приказывая им занять свои посты. Только теперь они казались скорее стражей, призванной держать девушку внутри, чем охраной для того, чтобы удерживать его снаружи. Она могла поклясться, что он сказал что-то вроде «только хлеб и воду», но это с таким же успехом могли быть и слова «пусть умрет с голоду».

Что ж, беседа прошла просто великолепно.


Он принялся за дело совершенно неправильным образом, решил Джон несколько часов спустя, когда стоял, задумавшись и не замечая красоту вида, у окна библиотеки. Он обладает богатством, которого хватило бы на две нации, и все же не преуспел в единственном деле, которое имело значение. Единственное, что он хотел. В чем нуждался.

И все же Виктория также была права. Женившись на ней, он вполне может разрушить присущее ей от рождения счастье. Ему не удавалось с легкостью вообразить, как она уживается с представителями аристократии. Учитывая их острые когти и прочно укоренившийся инстинкт отсеивать каждого, от кого пахнет магазином или еще хуже, Викторию разорвут на ленты за один вечер. И они сделают это с вежливыми улыбками от уха до уха. У нее не будет ни единого шанса, даже если половина джентльменов в Палате Лордов задолжали ему услуги или деньги или и то, и другое.

Ничто в его жизни не было сбалансировано. Идея, которой он дорожил, оживить эту местность мельницей, постепенно умирала. Его встречи, или, скорее, его попытки встретиться с упрямым соседом, графом Уаймитом, потерпели полную неудачу. Во время его второй попытки войти в священные комнаты поместья его соседа, дворецкий Уаймита поставил в известность его светлость, что его сиятельство честно предупреждает его. Граф устанавливает на границах своей собственности садочные ружья, чтобы отвадить нарушителей, точно так же, как это сделал его бывший заклятый враг.

Вдалеке большой экипаж, равный по размерам его собственному, потихоньку продвигался под аркой из желтых тополей, обрамляющих широкую дорогу, ведущую к высокой башне Бьюли. Через четверть часа герцог наблюдал за тем, как из экипажа выбрались два джентльмена, которые, в свою очередь, помогли двум леди спуститься на твердую землю. Первой показалась миниатюрная леди с седыми волосами, одетая в чрезмерно яркое платье. Она несла длинноносую, коротконогую собачонку. Надо же, если он не ошибся, то это вдовствующая герцогиня Хелстон, сопровождаемая огнедышащим герцогом Хелстоном, прекрасной блондинкой графиней Шеффилд и слишком крупным громилой, который был одет как джентльмен. Какого дьявола?

Дверь библиотеки была приоткрыта, и он мог слышать знакомый требовательный баритон Хелстона, язвительно сообщавший лакею, что да, ему бы очень хотелось увидеть его светлость, если его светлость найдет время для его светлости.

Джон удержался и не улыбнулся, когда лакей отказался от любых претензий на то, чтобы поддержать верную форму соблюдения старшинства. Сквозь звук шагов людей, поднимающихся по мраморной лестнице, Джон слышал отголоски беседы этой компании.

— Что ж, по крайней мере, на данном этапе мы знаем путь, — сухо произнес Хелстон. — Черт побери, это уже второй раз меньше чем за пять месяцев. Возможно, мне стоит порыскать по местности в поисках подходящей резиденции, если это будет продолжаться в том же духе.

— У дружбы есть своя цена, — со смешком ответил второй мужчина.

— Насколько я понимаю, проблема в том, что до сих пор она была чертовски односторонней в вашем случае, друг.

— Люк! Шшш. Разве это не самый великолепный… О…

А затем, после стука в дверь, отчего она распахнулась, Хелстон, вдовствующая герцогиня с крохотной коричневой собачкой под мышкой, и незнакомец ввалились в библиотеку. Лакей с красным лицом торопливо опередил их. Графини в этой группе не было.

— Простите, ваша светлость, — проговорил лакей. — Его светлость, герцог Хелстон, и ее светлость…

Хелстон отсек банальности с выверенной вальяжностью.

— Он знает, кто мы такие. Как, черт побери, вы поживаете, Бофор? Рад, что вы нас приняли. — Веселье сквозило в словах черноволосого герцога Хелстона, знаменитого своим черным юмором, когда он шагнул к Джону, схватил его одной рукой за плечо, а другой — пожал ему руку. — Мне нравится это новое имя. Могу я заявить, что оно идет тебе больше, чем все другие? Хотя я должен признаться, что питаю определенную нежность к твоему прозвищу в «Пост».

Собачка залаяла.

— Тихо, — укорила своего любимца Ата. — Здесь олени — наши друзья, Аттила. О, Бофор, прошу вас, извините нас, — она бросила мрачный взгляд на своего внука. — Можем ли мы выразить наши глубочайшие сожаления по поводу смерти вашего дяди? Он был щедрым человеком — джентльменом, который не уклонился от того, чтобы помочь нам в час великой нужды прошлой зимой. Боюсь, что сегодня мы приехали с такой же важной миссией.

— Чем я могу помочь вам, мадам? — Джон низко склонился перед ней. Ему всегда нравилась маленькая, темноглазая, откровенная вдовствующая герцогиня.

Затем Джон наклонил голову, чтобы бросить взгляд на возвышающегося над всеми, массивного незнакомца позади двух Хелстонов. Из-за очевидной спешки они забыли представить этого человека.

Герцогиня вытащила из ридикюля письмо и протянула ему.

— Я получила это письмо три дня назад. Оно было отправлено из гостиницы в Квесбери. К сожалению, я должна сказать, что оно от женщины, которая всем нам очень дорога. С ней случилось большое несчастье — она и еще несколько человек остались без средств, когда почтовая карета уехала дальше без них. О, я же говорила ей, чтобы она согласилась воспользоваться нашим экипажем, когда она покидала город, но она так ужасно упряма.

— Явный пример того, когда горшок обзывает котелок черным, — протяжно выговорил Хелстон.

— Люк! Будь серьезнее. Я ужа…

— Я продолжаю настаивать: у меня нет ни малейшего сомнения в том, что с неустрашимой, огненноволосой женщиной, которую я знаю, все в полном порядке. Это просто бессмысленная затея. А теперь, Бофор, видели ли вы или слышали какие-то новости о мисс Виктории Гиван? Она путешествует с…

— Тремя мальчиками, — закончил Джон, поднимая взгляд от письма. Ее почерк был таким же смелым и надменным, как у королевы.

Вдовствующая герцогиня приложила руку к сердцу.

— О, хвала Небесам. У вас есть новости о ней?

Массивный джентльмен позади них двигался со скоростью и смертоносной бесшумностью хищника из джунглей.

— Где она?

— А кто вы, сэр? — Джон внимательно рассматривал фигуру гиганта со всем высокомерием, которое позволяло его положение.

— Где она? — снова требовательно спросил незнакомец.

— Должно быть, вы очень хороший друг мисс Гиван. Но отнюдь не благодаря вам она сейчас уютно расположилась в одной из комнат наверху. И мальчики тоже здесь.

Мужчина грубо выдохнул, рукой потирая лоб.

— Я не знаю, на что вы намекаете, Бофор. Но я вам так благодарен, что мне на самом деле все равно. — Он осторожно отступил на шаг, когда Джон выступил вперед. — Хотя должен сказать, что мне не нравится ваш тон, но да, я ее очень хороший друг. Вот почему я здесь. Ее благополучие — это моя забота.

Джон не смог удержаться и отрывисто, со злобой, произнес:

— Вы — ее благодетель, мерзавец.

Герцог Хелстон и миниатюрная вдова смотрели на него так, словно он лишился рассудка.

— Хм, вообще-то нет. Благодетель Вик — графиня Шеффилд, которая вскоре станет…

При звуке этого прозвища, которое Виктория запретила ему употреблять, герцог взорвался.

— Так вы тот, кто называет ее Вик? Клянусь Богом, я вымою пол вашим…

— Как бы мне не хотелось понаблюдать за тем, как какой-то другой дурак сразится здесь с моим другом, — внезапно прервал его Хелстон, — я чувствую, что герцоги должны помогать друг другу. Это естественный порядок вещей. Мне жаль, Уоллес, но я должен…

— Уоллес? — недоверчиво переспросил Джон. — Вы — Уоллес?

Вдовствующая герцогиня начала извиняться:

— Да, прошу простить. Мы подумали, что вы уже были представлены. Он — тот самый давно пропавший граф, о котором недавно говорили — то есть если вы следите за сплетнями в газетах, что вы и должны делать, так как они особенно любят писать о вас и делают это часто. — Она улыбнулась, и улыбка отобразилась на ее лице в виде дерзкой, маленькой буквы «V». — Чудовищно высок, не так ли? Не знаю, как графине удается так хорошо запугивать его.

Уоллес улыбнулся.

— Ата, ты же знаешь, что Грейс ни разу не запугала и мухи за всю свою жизнь. Она стыдит нас всех и заставляет поступать правильно безупречными манерами, непревзойденным шармом, своим…

— Уоллес, — вмешался Хелстон с очевидной скукой. — Нехорошо выглядеть так откровенно влюбленным в свою невесту.

Вдовствующая герцогиня повернулась к внуку.

— Явный пример того, когда горшок обзывает котелок…

— Ата… — протянул Хелстон. — О, давай не будем тянуть. Уже почти стемнело, а нам нужно увидеть мисс Гиван, а затем выбраться из этой маленькой лачуги Бофора. Я умираю с голоду.

Джон почти неуловимо кивнул лакею, маячившему в дверном проеме, и, не говоря ни слова, этот человек отправился выполнять приказание герцога позаботиться о нуждах новых гостей. А затем, внезапно, из коридора показалась сияющая неземной красотой графиня Шеффилд. Она быстро прошла в библиотеку, воздержалась от положенного вежливого реверанса и направилась к Уоллесу. Внимание мужчины было сосредоточено только на ней, и он обратился к ней:

— В чем дело, любимая?

Ее голубые глаза метнулись к Джону, в них таилось обеспокоенное, вопросительное выражение.

— Она ушла.

Джон замер.

— Ушла?

Графиня вглядывалась в его лицо с очевидным недоверием.

— Одна из ваших горничных направила меня в дамскую уборную, а когда я спросила ее, она объяснила, что Виктория на самом деле здесь. Я взяла на себя смелость пойти в ее комнату, и я обнаружила…

— Что ты обнаружила, любимая? — тихо спросил Уоллес.

— Связанные простыни, свисающие из окна.

Джон не мог заставить свои ноги сдвинуться с места.

— Связанные простыни? Ах ты, маленькая…

Уоллес прищурил глаза.

— Маленькая что, Бофор? Что вы с ней сделали? Я буду душить вас этими самыми простынями, пока вы не прокашляете предложение, если скомпрометировали ее. Это — самая готическая из всех историй, которые я когда-либо слышал. Прямо со страниц…

— «Кентерберийских рассказов», — закончил Джон. — Да, полагаю, что сожгу эту книгу, если найду ее. Но не беспокойтесь, Уоллес, я женюсь на ней. Даже если мне придется надеть на нее наручники и тащить за собой всю дорогу до Гретна-Грин.

Уоллес заметно расслабился и ворчливо продолжил:

— Вы можете воспользоваться моими кузнечными тисками, если хотите. Они намного крепче, чем наручники или веревка.

Взгляд графини Шеффилд смягчился.

— Послушай, дорогой, не надо подсказывать ему идеи.

— Полагаю, что ты права, любовь моя. Но он только что добровольно приговорил себя к целой жизни с Викторией. И хотя я обожаю ее каждым дюймом моего сердца, она, хм, даже ты должна признать, Грейс… временами Виктория может быть несносной. Замечательной, но выводящей из себя…

— Я предлагаю вам замолчать, пока у вас есть будущее, Уоллес, — холодно заявил Джон. — Вы говорите о будущей герцогине Бофор. И в то время как я могу обращаться к своей будущей жене, как сочту нужным, вы, с другой стороны…

Брови Хелстона поползли вверх, почти добравшись до линии волос. Он взял себя в руки и быстро шагнул между ними.

— Довольно. Довольно. Неужели в вашей хижине не найдется никакого бренди, Бофор?

— О, это идеальная причина, чтобы снова написать дорогому мистеру Брауну в Шотландию. — Вдовствующая герцогиня Хелстон рассмеялась. — Люк, как ты думаешь, это сможет побудить его отказаться от недоброжелательности ко мне?

— Ради Бога, Ата, позволь Брауни наслаждаться покоем, который он заслужил.

— Но он любит свадьбы. Обожает их. Он ни за что не сможет устоять против искушения посетить обе свадьбы — и Уоллеса, и Бофора — которые женятся на двух леди из моего тайного кружка.

— Забавно, — сухо ответил герцог. — В прошлом Брауни никогда не упоминал о своей особой любви к подобным сумасбродствам. И с каких это пор мисс Гиван стала членом твоего смехотворного клуба? Она ведь даже не вдова.

Ата заморгала.

— Просто я привыкла к твоим адским, выдуманным дьяволом, правилам. И если я утверждаю, что Виктории не нужно лишаться мужа, чтобы стать членом моего клуба вдов, то так тому и быть. — Крохотная герцогиня задрала кверху нос и фыркнула. — Что ж, я ухожу, чтобы написать мистеру Брауну, и ты не сможешь остановить меня.

Графиня Шеффилд закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Иисусе. Мой аппетит испорчен, — мрачно заявил герцог Хелстон. — На мой вкус, здесь слишком много болтовни крутится вокруг свадеб и счастья. Когда, я спрашиваю вас, трагедия снова войдет в моду?


Глава 5


Джон решил, что он и в самом деле позаимствует тиски у Уоллеса, если когда-нибудь найдет ее.

Они обыскали каждую милю земли, отделявшую их от коттеджа рядом с аббатством. Каждую долину, впадину, каждую лужайку. Но не нашли ни ее, ни мальчиков. Виктория вовсе не была глупой. Каким-то образом она сумела очаровать одного из грумов помоложе, уговорив его выступить в роли кучера, а также запрячь двух из лучших упряжных лошадей Джона в четырехколесную легкую повозку. И пока никто из них не вернулся.

Он яростно выругался, шагая взад-вперед по гребню холма за своей огромной конюшней — с этого места открывался самый лучший обзор, к тому же оно было достаточно удалено от большого дома, чтобы позволить ему произносить любую непристойную брань, которая взбредет в голову. Герцог и два других джентльмена разъезжали весь день, всю ночь, в поисках мисс Гиван и мальчиков. Хелстон и граф восприняли ее исчезновение не так серьезно, как он. И если бы ему пришлось выносить их насмешки еще хотя бы минутой дольше, то Джон предположил, что вполне мог бы поддаться желанию выбить этот дурной юмор из них обоих. Он ускакал от них галопом, как только рассвет распластал свои рыжеватые пальцы по горизонту, а их смех полетел вслед за ним.

Звуки стрекочущих кузнечиков раздавались вокруг него и становились все более оглушительными, по мере того, как усиливалась жара.

Где же она?

Лошадь с всадником появились на вершине холма перед ним, и его сердце застучало с возобновленной надеждой. Но это не Виктория. Всадник был в цилиндре и бриджах.

Мужчина приблизился и спешился, на загривке его кобылы были видны следы пены.

Может ли этот день стать еще хуже? Очевидно, да.

Граф отвесил ему преувеличенно вежливый поклон.

— Ваша светлость.

— Уаймит, — сквозь стиснутые зубы выдавил Джон. — Чему обязан подобным удовольствием? — Импозантный джентльмен в расцвете лет перед ним напоминал своего предшественника ровно настолько, насколько Джон напоминал своего — то есть, ни на йоту.

Граф вытащил что-то из седельной сумки, брошенной поперек крупа его лошади, и уронил два предмета, покрытых перьями, перед собой.

— Что же это такое?

— Думаю, она стянула их в одном из ваших парадных залов. Мисс Гиван — очень, хм, предприимчивая юная леди, если позволите так выразиться.

Джон наклонился и взял в руки хорошо сохранившиеся чучела белоголовой утки и фазана.

— Осторожнее, Уаймит, она — моя невеста.

— Неужели, — протянул тот. — Она не упоминала об этом.

— И о чем же она упоминала вам, поведайте, умоляю?

Мужчина несколько мгновений изучал герцога.

— О том, что мы оба — упрямые животные, которые отказываются уступать здравому смыслу.

— Хмм.

— Она настояла на том, что я должен взглянуть дальше своих возражений насчет вашего очевидного желания набить кошелек путем предполагаемого права прохода. Сказала, что мы оба должны думать о том, как улучшить жизнь многим людям в этом графстве, которые зависят от нас.

— Она так и сказала? — пробормотал Джон.

— Да.

— И?

— И она заявила, что мы должны прийти к компромиссу и построить дорогу и мельницу наполовину на моей собственности, наполовину — на вашей, и договориться, чтобы большую часть доходов получали те, кто будет там работать, а также больные и немощные жители Дербишира. — Граф рассматривал свои ногти. — Она также пояснила, что вы наконец-то признали заблуждения своего поведения и проступки вашего дяди — после того, как она полностью и в деталях расписала все ваши недостатки — некоторые из которых, к моему сожалению, не имеют ничего общего с охотой и нарушением границ, но тесно связаны с замками и ключами.

Джону не терпелось задушить эту энергичную маленькую филантропку с пустыми карманами.

Граф продолжил.

— Эти два побитые молью комочка перьев явились предложением мира, которые, по ее настоянию, я должен был принять от вас. Что еще более важно, девица намекнула, что меня пригласили охотиться в Бьюли-Парке в любое время, когда я пожелаю.

— В самом деле?

— Она также настояла на том, чтобы я соизволил подождать вас здесь, так как вы пожелаете пригласить меня разделить с вами трапезу, чтобы мы смогли обсудить постройку мельницы.

— Понимаю.

Уаймит с проницательным видом погладил подбородок.

— Весьма интересный выбор, Бофор. У нее больше отваги, чем у многих мужчин.

— Я знаю.

— Удивительно, как отлично вы о себе позаботились, — ответил граф. — Ведь вы не мастер вести разговоры, не так ли?

— Нет.

— Что ж, меня это устраивает. Ненавижу болтовню. А сейчас, вы собираетесь пригласить меня на завтрак или нет?

— Конечно. — Джон продолжил безо всякого признака иронии: — Я счастлив, что вы пришли.

— Ну, — смущенно проговорил граф, — я ничего о вас не знаю, но не расположен встречаться с ней снова без подписанного соглашения. О, и, между прочим, мисс Гиван просила предать вам, что она переехала в коттедж у аббатства, и…

— Что?

Уаймит облизал губы.

— Она просила отдать вам это в знак ее признательности и в качестве формального прощания. — Он передал герцогу потрепанный том «Кентерберийских рассказов».

Джон схватил книгу, взглядом предупреждая графа, на тот случай, если он собирался сказать еще хотя бы одно чертово слово. После целого десятилетия тишины, Джон кивнул, ощущая усталость, а в его глаза словно насыпали целый океан соли и песка, скрывавшийся под веками.

— Вы оказали мне честь своим визитом, Уаймит. Вы знакомы с герцогом и вдовствующей герцогиней Хелстон? Или с графиней Шеффилд и ее женихом, графом Уоллесом? Нет? Приятные люди… Вам понравится их компания. А сейчас пожалуйте сюда. Вам нравится копченый лосось?

Неужели Виктория всегда будет знать, как влиять на него? Часть сознания Джона умилялась тому, чего она так дерзко достигла. Все это невезение, все ужасные слова… были стерты честностью, которую послало небо, и самонадеянностью, продиктованной самим дьяволом.


Джон пытался поехать без них, но от этого чертового стада знакомых Виктории невозможно было отделаться. Напряжение в первом из двух экипажей охватывало сидящих там так тесно, словно петля на шее покойника. И они не оставляли в покое тему змеиного укуса, как только врач проболтался о нем, когда пришел с визитом.

Баритон графа Уоллеса раскатисто звучал в тесном, закрытом ландо.

— Британские гадюки очень редко бывают смертоносными, особенно если применить посконник или подмаренник. Вы ведь не стали пытаться высосать яд из раны, не так ли? Только дурак станет прибегать к подобному варварскому способу.

Джон почти бросился на графа. Единственное, что удержало его на сиденье — это то, что коттедж был рядом, за следующим поворотом дороги.

— Ваши губы касались ее лодыжки, ваша светлость? — Брови Аты поползли вверх. — Как это… интимно с вашей стороны.

— Я уже говорил вам: мы с Викторией поженимся.

Ее светлость фыркнула.

— Да, ну конечно, это очевидно — она отказала вам. — Она понимающе улыбнулась. — Возможно, вы просили ее об этом не совсем верным образом. Вы упомянули о том, что она — самое прекрасное создание из всех живущих на земле? Сказали ей, что не можете жить без нее? А о том, что вы лю…

— Ата, — со вздохом проговорил Хелстон. — Оставь беднягу в покое. Я согласился поддержать его дух и стать свидетелем его будущей ответстве… хм, будущего счастья, — сухо продолжил он, — но я не соглашался и дальше слушать эту романтическую ахинею.

— Что ж, вот почему только немногие мужчины знают, как правильно делать предложения. В этом причина того, почему вокруг так много незамужних женщин. Все знают, что женщины без мужа ведут лучшую жизнь по сравнению с дамами, состоящими в браке. Джентльменам приходится употреблять каждую унцию фальшивого очарования, чтобы одурманить чувства леди и заставить ее принять его предложение.

— Ата, — уже громче проворчал Люк.

— Не то чтобы мы когда-либо считали тебя способным на подобное, мой дорогой. Я всегда подозревала, что ты шантажировал или даже обманул Розамунду, чтобы она вышла за тебя. Вероятно, ты запер ее в комнате, посадив на хлеб и воду, до тех пор, пока она не дала тебе положительный ответ. Бофор, с другой стороны, никогда бы… — Герцогиня захлопала ресницами.

Джон застонал и в этот же момент экипаж резко остановился, как вкопанный.


Виктория потерла пятно на большом столе в заново отремонтированной кухне коттеджа, радуясь тому, что у нее наконец-то есть время и для себя. В самом деле, ей оставалось только найти последних двух слуг для этого дома, где будут жить мужчины и мальчики. Этим утром без предупреждения прибыл мужчина вместе с женой, оба искали работу. Их рекомендательные письма были безупречными, и Виктория наняла их в качестве лакея и экономки. Осталось только найти кухарку и горничную, которая будет выполнять всю работу. А сейчас мальчики отправились в аббатство вместе с командой архитектора.

Потерявшись в бесконечном потоке мыслей относительно некого невыносимого герцога, девушка подняла голову только чтобы обнаружить человека, который занимал все ее мечты, перед собой.

Она неловко откашлялась.

— Ты пришел.

— Ты сомневалась в том, что я приду?

Виктория попыталась принять безразличный вид, чтобы скрыть свое смущение.

— Почему ты так задержался?

— Из-за твоих друзей. И твоего благодетеля.

Она нахмурилась.

— Они лично явились сюда? О, мне так жаль. Я причинила им такое беспокойство.

— Что ж, по крайней мере, ты способна о чем-то сожалеть, Виктория.

Девушка отвела взгляд.

— У меня нет никаких сожалений, ваша светлость.

— Я же просил тебя не называть меня так.

— Да, но вы отдавали мне так много приказов, что вряд ли меня можно обвинить в том, что я не всегда припоминаю все ваши пожелания.

Джон приблизился к ней.

— Нет? Ну, тогда мне придется напомнить тебе о своих желаниях.

Она закусила губу.

— Но, сначала, я должен поблагодарить тебя.

— За что?

— За то, что заставила графа Уаймита согласиться на договоренность.

— Пф. Это было детской игрой. Уверяю тебя, гораздо труднее заставить двух голодных мальчиков разделить кусок хлеба. А вы — два набитых…

— Виктория. — Он закрыл глаза и покачал головой. — Я знаю тебя достаточно, чтобы видеть твои методы насквозь. Ты от меня не отделаешься. А теперь, не произноси больше ни слова, пока не примешь мои комплименты и еще нечто большее. А если нет — берегись. У графа Уоллеса есть интересное приспособление, которым он предложил мне воспользоваться, если ты не выслушаешь меня.

Виктории стало почти дурно от мысли, что герцог смог так легко разгадать ее намерения.

— Ты так сильно любишь его? — угрюмо спросил он. — Так сильно, что не представляешь, что в один прекрасный день сможешь полюбить кого-то другого?

Ее взгляд слегка дрогнул, перед тем, как она ответила.

— Да.

Джон широко улыбнулся.

— Я обожаю эту твою черту характера.

— Какую черту? — спросила девушка, раздраженная сверх меры.

— То, что ты лжешь так же умело, как и браконьер, набивший карманы куропатками.

— Ну что ж, это неплохо срабатывало на тебе в самые важные моменты.

Его вдумчивые голубые глаза изучали Викторию, действуя ей на нервы.

— Почему ты сбежала? Это не похоже на тебя.

Со стороны буфетной послышался царапающий звук. Виктория проигнорировала его.

— Я не сбежала. Если бы я собиралась сбежать, то не находилась бы сейчас здесь, не так ли?

Джон сделал еще один шаг по направлению к ней.

— Виктория, мы должны пожениться. Ты никогда ничего не боялась за всю свою жизнь.

— Эти слова только доказывают, что ты меня совсем не знаешь. Я боялась чего-то всю свою жизнь.

В этот момент он схватил Викторию в свои объятия, вынуждая ее принять защиту и утешение своих рук.

— Вероятно, ты только боялась остаться без самых важных вещей — без пищи и без пристанища. Но не пытайся даже сказать мне о том, что ты боишься встретиться с переполненным бальным залом напыщенных аристократов, склонных к злорадным сплетням. Мне прошлось выносить это всю жизнь и, уверяю тебя, это всего лишь бессмысленная болтовня. Только подумай о том, какое удовольствие тебе доставит заставить их ощутить вину за свои излишества, и как при этом ты сумеешь заставить их помочь менее удачливым людям, точно так же, как ты проделала это с графом Уаймитом.

— И с тобой.

Джон усмехнулся.

— Да, и со мной. И ты сможешь наслаждаться, каждый день напоминая мне, что я был слишком глупым, чтобы самому додуматься до такого решения.

— Я не выйду за тебя, и не важно, как отчаянно ты попытаешься очаровать меня, — резко ответила она и толкнула герцога в широкую, теплую грудь.

Тот покачал головой.

— Знаешь, я наконец-то нашел самую прекрасную леди на земле… единственную женщину, без которой я не смогу жить… леди, которой суждено было…

— Ата поработала над тобой, не так ли?

— Черт возьми, Виктория. — Он снова покачал головой, прижав ладони ко лбу. — Не произноси больше ни слова, или, да поможет мне Бог, я…

— Что? — прервала его девушка.

— Я буду любить тебя. Любить тебя до конца своей жизни без передышки. Любить до тех пор, пока ты не забудешь, что боишься чего-либо. — Он сделал паузу и продолжил, понизив голос: — Я буду любить тебя с такой силой, что этого хватит на нас обоих.

Виктория ощутила, как в ее глазах собираются обжигающие слезы, а в глубине горла появилась боль от того, что она пыталась сдерживаться.

— А теперь, как ты думаешь, сможешь ли ты принять мое предложение? Принять меня?

Ее сердце взмыло вверх.

— Да. На самом деле, это весьма удобно, потому что…

Джон бросился к ней, чтобы снова сжать ее в объятиях.

— О, милая… обещай мне, что ты никогда, никогда больше не заставишь меня так тревожиться, как это было вчера, когда ты исчезла.

— Знаешь, Джон, тебе пора прекратить просить о стольких одолжениях и обещаниях. Я уже предупреждала тебя, как подобные вещи могут испортить человека. И, насколько я припоминаю, ты говорил, что мне больше никогда не придется делать то, что ты попросишь… это было после того, как меня укусила змея.

— Да, ну, тогда я был уверен, что это гадюка, и думал, что ты умрешь в течение одного дня.

— Это самая неудачная отговорка из всех, что я когда-либо слышала. — Еще один царапающий звук послышался из буфетной, и Виктория, встревожившись, огляделась в поисках метлы. — Что это такое?

Герцог выглядел совершенно не заинтересованным этим странным шумом.

— Милая, есть пара дел, которые нам нужно закончить до того, как твои дорогие друзья нагрянут сюда. Они ждут снаружи.

— Да? — Он ткнулся носом в ее шею, отчего ей стало очень трудно сконцентрироваться.

— Я должен поцеловать тебя, и ты должна ответить на один последний вопрос.

Его губы коснулись ее подбородка, и Виктория не сумела составить связное предложение.

— Хмм…

Джон прошептал:

— Кто подарил тебе эти восхитительные маленькие ботиночки? Графиня Шеффилд?

— Нет, — тихо ответила она.

Его губы плотно сомкнулись.

— Не смей говорить мне, что это сделал этот варвар Уоллес.

— Это был не он.

— Ну? — Герцог настойчиво прижался губами к кончику носа Виктории и замер. Он ждал ответа.

— Это сделала вдовствующая герцогиня Хелстон. Она сказала, что эти ботинки будут сводить мужчин с ума. И оказалась совершенно пра…

Он зарычал и набросился на нее, чтобы предъявить права на свой поцелуй. Предъявить права на нее, на что Виктория всегда надеялась. В конце концов, именно так кончаются лучшие из «Кентерберийских рассказов», не так ли?

Когда девушка почувствовала, что ее колени подгибаются, она заставила себя оторваться от его губ и прижалась лбом к белоснежным складкам его шейного платка. Герцог возвышался над ней на добрых шесть дюймов, создавая очень удобную, надежную поддержку.

— Знаешь, это оказалось намного легче, чем я думала, — прошептала она.

— Что оказалось намного легче?

— Заманить в ловушку Жениха Века.

Он рассмеялся.

— В самом деле?

— Да. Все знают, что лучший способ завладеть вниманием мужчины — это настаивать на том, что ты и слышать о нем не хочешь.

— Неужели это так?

— Да.

— Что ж, все вышло совсем не так. Я влюбился в тебя, когда каким-то образом обнаружил, что везу тебя за шестьдесят миль вместо шестидесяти ярдов[3 - Миля равна примерно 1,609 км, ярд — 0,914 м.].

— Нет. Это я влюбилась в тебя по этой причине, Джон.

Он замер, словно Виктория ударила его. Господи, до сих пор он не осмеливался надеяться. Теперь он прижал ее к себе, его руки обхватили девушку, словно железные обручи. До тех пор, пока…

Едва слышное трепетание или царапанье проникло в их грезы.

— Джон… Я уже упоминала о том, как мало любви я испытываю к деревне? И ко всем этим опасностям, которые можно встретить на природе? — сбивчиво проговорила Виктория.

— Прижмись ближе. Я буду защищать тебя. — Джон нежно поцеловал ее нахмуренный лоб. — Вероятно, это всего лишь маленькая, безобидная мышка.

Девушка неохотно оттолкнула его руки.

— Тебе следует знать, что к чему, учитывая мое прошлое. Плотник предупреждал, что здесь водились летучие мыши, когда они приехали перестраивать коттедж.

— Что ж, Виктория, я уже высасывал яд из змеиного укуса. Смогу и выпроводить наружу летучую мышь, если ты пожелаешь. — Он схватил метлу и протянул ее девушке. — А если ты сумеешь подавить свой страх, любовь моя, то я вознагражу тебя очень длинным медовым месяцем в Бофор-Хаусе, расположенном в Мэйфере.

Она прошагала к окну и толкнула раму.

— Приглашаешь других присоединиться к этой, не так ли? — Он улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой.

— У тебя есть идея получше?

Джон подошел к столу, умело зажег свечу и взял с полки пустой кувшин.

— Я не знала, что летучие мыши не любят свет свечей.

— Все знают, что летучие мыши — это ночные создания.

— Это наподобие того, что ты знал о гадюках — что они предпочитают поросшие лесом, тенистые места?

— Нет, это наподобие того, как я узнал, что ты можешь полюбить меня так же сильно, как я люблю тебя.

Виктория посмотрела на него и его взгляд смягчился. Джон поставил на стол те предметы, которые собрал, и снова обнял ее.

— Вообще-то, у меня есть гораздо лучшая идея. Герцог Хелстон и граф Уоллес как раз принадлежат к тому типу людей, которым доставляет удовольствие протягивать дружескую руку помощи.

От входа в коттедж донесся шум голосом, и Джон подмигнул, схватил ее за руку и вытащил на улицу через кухонную дверь. Обогнув дом, он поторопил девушку:

— Пойдем, дорогая, всего лишь несколько шагов.

— Сказал дьявол невинности.

Герцог повел ее к теперь пустому экипажу и помог забраться внутрь.

— А теперь поцелуй меня снова, — настойчиво попросил он. — Знаешь, нам не представится другого шанса побыть наедине, после того, как они загонят нас в нору. И во втором экипаже достаточно места… если они не будут дышать.

— Ах, наконец-то проявились твои тактичность и пользующиеся дурной славой навыки дипломатии и ведения переговоров. — Виктория схватила его за шейный платок и притянула ближе.

Джон постучал три раза по потолку кареты, и ландо помчалось вперед.

— Совершенно верно. У тебя свои методы, а у меня — свои. Мы отлично поладим друг с другом, любимая. — Он обхватил руками ее талию и прижался губами к ее губам, пока девушка, наконец, не разрешила себе с блаженством ухватиться за счастье, которого всегда заслуживала. Виктория поцеловала мужчину, которого любила всем сердцем и душой, и позволила тревогам, мучавшим ее всю жизнь, переместиться на его плечи, только чтобы узнать необыкновенную радость от осуществившейся мечты, которую они поделили на двоих.


Она шептала ему на ухо такие слова любви, которые, вместе с ее хриплым низким смехом, могли бы растопить масло — и любого мужчину с меньшей отвагой. Обнимая Викторию, целуя ее, Джон внезапно представил себе все. Толпа Хелстонов и Уоллесов, и всех других таинственных членов тайного клуба вдовствующей герцогини, регулярно вторгающихся в их резиденцию до конца его жизни. Но главным образом он представил себе Викторию… и детей. Очень много детей — некоторые его, но большинство нет. Они заполняли собой пустые коридоры его детства, его прошлого. Эти счастливые люди появились прямо перед ним, манили к себе, и Джон ответил на их зов, открыв свое сердце женщине рядом с ним, лаская ее прекрасное лицо, пока она не вернулась в его теплые объятия.


Эпилог


«Дорогой мистер Браун,


Это письмо — что-то вроде поправки к моему последнему посланию, на которое я не имела удовольствие получить ответ. Все здесь утверждают, что джентльмена вовсе не красит, когда он дуется так долго, но если эта идея еще больше разозлит вас, то пусть вам будет известно, что я не обязана соглашаться с ними.

Кажется, что теперь в ближайшем будущем у нас будет две свадьбы. В добавление к браку графини Шеффилд и графа Уоллеса, мисс Виктория Гиван вскоре станет новобрачной герцога Бофора. Очень скоро, если герцог сумеет настоять на своем. И как мы хорошо знаем, герцоги всегда умеют настаивать на своем. Удивительно, как низко — и быстро — падают в последние дни великие мира сего. Не то, что, хм, некоторые злопамятные шотландцы.

Я счастлива сообщить, что новый герцог Бофор не обладает злобным, кровожадным характером своего предшественника. Так же, как и мой новый дорогой друг, граф Уаймит, которого я планирую представить последним двум вдовам из моего клуба. Мой внук равнодушен к этой идее. В самом деле, он утверждает, что скорее обеспечит моих Элизабет и Сару небольшим состоянием, чем станет снова выносить страдания дружбы и любви.

О, Джон… пожалуйста, поторопитесь вернуться в Лондон. Центральный проход церкви Св. Георгия очень длинный, и мне дважды потребуется ваша рука, чтобы я могла опереться на нее. Вы же знаете, как слаба я в эти дни. Я надеюсь, что вы не засмеетесь. Мне не нужно предупреждать вас, что Аттила-пес не очень любезен с джентльменами, которые не любезны со мной.

Приезжайте. Я буду вынуждена принять вынужденные меры, если вы не приедете, и обещаю, что вам это понравится еще меньше чем то, что произошло до этого — если это возможно.

    
Ваша любящая Ата».


notes


Примечания


1


Мэттью, Питер — английские варианты имен апостолов Матфея и Петра; Гэйбриел — английская версия имени архангела Гавриила, ошибочно причисленного герцогом к апостолам.


2


Акр (англ. acre) — земельная мера, применяемая в ряде стран, использующих английскую систему мер (например, в Великобритании, США, Канаде, Австралии и других), равен 4046,86 м


.


3


Миля равна примерно 1,609 км, ярд — 0,914 м.